Правило определения вообще, разумеется, нам известно; нечто является определенным лишь постольку, поскольку оно определяется самим собою. Поэтому Я должно было бы в таком созерцании X полагать самому себе границу своего собственного созерцания. Оно должно было бы определять себя через самого себя, полагать именно точку C как пограничную точку; и X было бы таким образом определено через абсолютную самопроизвольность Я.


Но – и этот аргумент имеет важное значение – Х есть нечто такое, что, согласно закону определения вообще, определяет себя через самого себя; и оно является лишь постольку предметом постулированного созерцания, поскольку оно определяет себя через самого себя. Хоть мы и говорили до сих пор исключительно только о внутреннем определении сущности, но внешнее определение границы вытекает отсюда непосредственно. X=X, поскольку оно одновременно и определено, и определяет, и оно распространяется до тех пор, до каких оно является таковым, например, до C. Если Я должно ограничивать X правильно и как это требуется в настоящем случае, то оно вынуждено ограничивать его в C; и потому нельзя было бы сказать, что ограничение совершается через абсолютную самопроизвольность. Эти утверждения противоречат друг другу, и это должно бы сделать нужным некоторое различение.

Но ограничение в C* только чувствуется, а не созерцается. Свободно же положенное ограничение должно только созерцаться, а не чувствоваться. Однако то и другое – и созерцание и чувство – ничем между собой не связаны. Созерцание видит, но оно пусто; чувство относится к реальности, но оно слепо. Тем не менее в действительности X должно быть ограничено и притом так, как оно ограничено. Поэтому требуется некоторое объединение, некоторая синтетическая связь чувства и созерцания. Исследуем еще обстоятельнее это последнее, и это приведет нас незаметно для нас самих к той точке, которую мы ищем.
* X в C. (Заметка на полях.)


Созерцающее должно ограничивать X через абсолютную самопроизвольность и притом так, чтобы Х являлось ограниченным исключительно самим собою, – таково было требование. Оно выполняется в том случае, если идеальная деятельность силой своей абсолютно творческой способности полагает некоторое Y за пределами X (в точке B.C.D, и т.д., так как определенная пограничная точка не может быть ни положена самой идеальной деятельностью, ни дана ей непосредственно). Это Y как противоположное некоторому нечто вынуждено 1) само быть чем-то, то есть определенным и определяющим в одно и то же время, согласно закону определенности вообще; 2) оно должно быть противоположно X или же его ограничивать, то есть Y относится к X, поскольку это последнее является определяющим, не как определенное, а поскольку оно является определенным, Y относится к нему не как определяющее; и наоборот. Должно быть невозможно охватить то и другое вместе, рефлектировать о них как об одном и том же. (Следует, конечно, заметить, что здесь речь идет не об относительном определении или ограничении, каковое отношение, разумеется, существует между ними; но речь идет тут о внутреннем определении и ограничении, и такого отношения между ними нет. Каждая возможная точка X находится во взаимодействии с каждой возможной точкой X; и также точно обстоит дело в Y. Но зато не находится во взаимодействии каждый возможный пункт X с каждым возможным пунктом Y, и наоборот. То и другое представляют собою нечто; но каждое из них есть нечто другое; и только благодаря этому мы впервые приходим к постановке и разрешению вопроса о том, что же они такое. Вне противопоставления всё Не-Я есть в своем целом нечто, но только какое-либо определенное, особое нечто; и вопрос о том, что такое то или это,* лишен всякого смысла, так как ответ на него получается исключительно лишь через посредство противопоставления.)
* Без противоположения. (Заметка на полях.)

Вот то, к чему побуждение определяет идеальную деятельность; согласно вышеприведенному правилу, нетрудно вывести закон требуемого действия, а именно: X и Y должны взаимно исключать друг друга. Мы можем назвать это побуждение, поскольку оно, как здесь, устремляется к одной только идеальной деятельности, побуждением к взаимоопределению.


Пограничная точка C полагается исключительно лишь через чувство; следовательно, и Y, лежащее за пределами C, поскольку оно должно начинаться именно в C, тоже может быть дано только через отнесение к чувству. Единственно чувство объединяет тот и другой момент в границе. Побуждение взаимоопределения направляется поэтому одновременно и на некоторое чувство. В нем, стало быть, внутренне объединены идеальная деятельность и чувство; в нем все Я – едино. И мы можем назвать его постольку побуждением ко взаимосмене вообще. Это оно обнаруживается через желание; объект желания есть нечто другое, нечто противоположное наличному.
В желании идеальность и побуждение к реальности тесно объединена друг с другом. Желание направляется на нечто другое; это возможно только, если предположить некоторое предшествующее определение через идеальную деятельность. Далее, в нем обнаруживается побуждение к реальности (как ограниченной), так как оно чувствуется, а не мыслится и не представляется.