Мое положение не позволяет мне дать какие-либо определенные обещания относительно того, когда и как я продолжу ее разработку.

Мое изложение я сам считаю чрезвычайно несовершенным и недостаточным, отчасти потому, что оно было предназначено для моих слушателей, причем я мог всегда вносить добавления изустным изложением, и должно было появляться в свет отдельными листами по мере надобности их для моих лекций; отчасти же потому, что я старался по мере возможности избегать прочно установленной терминологии, которая представляет наиудобнейшее средство для буквоедов – вытравить из всякой системы ее дух и превратить ее в сухой остов. Я буду придерживаться этого правила и при дальнейших обработках системы, пока не будет достигнуто ее конечное и совершенное изложение, сейчас же я совсем не собираюсь заниматься дальнейшими пристройками, а хотел бы только побудить публику вместе со мною обдумать будущее построение. Тогда можно будет из одной только общей связи уразуметь целое и составить о нем общее представление, не определив еще с точностью ни одного отдельного положения. Такой метод, разумеется, предполагает добрую волю – воздать системе сообразно с ее достоинствами, а не преднамеренное старание видеть в ней лишь ошибки.

Я слышал много жалоб на темноту и непонятность той части этой книги, которая стала известна до сих пор во внешних кругах, а равно и сочинения "О понятии наукоучения".

Если жалобы, высказанные по поводу этого последнего сочинения, касаются главным образом его восьмого параграфа [4], то возможно, конечно, что я был не прав, изложив там основные положения системы, определяемые у меня ею в ее целом, без самой системы, и понадеявшись, что найду у читателей и критиков достаточно терпения, чтобы оставить все в том же неопределенном виде, в каком я там все оставил. Если же жалобы относятся ко всему сочинению, то я наперед признаюсь, что для таких людей, которым оно было непонятно, я в сфере умозрения никогда не буду в состоянии написать ничего понятного. Если упомянутое сочинение знаменует границу их понимания, то оно представляет и границу моей понятности. Наши умы разделены между собою этой границей, и я прошу их не тратить время на чтение моего сочинения. Такое непонимание может иметь какое угодно основание; но уже в самом наукоучении заключается некоторое основание того, почему оно должно навсегда остаться непонятным для некоторых читателей. А именно: оно предполагает способность свободы внутреннего созерцания. Ведь каждый философский писатель имеет полное право требовать, чтобы читатель не упускал нити рассуждения и не забывал ничего предшествующего, когда он обращается к последующему. Ничего такого, чего при таких условиях нельзя было бы понять в этих сочинениях и что при этом не должно было бы необходимым образом быть правильно понято, мне, по крайней мере, в них неизвестно. Во всяком случае, я думаю, что сам автор книги имеет право голоса при ответе на этот вопрос. То, что мыслилось с полной ясностью, понятно. А я знаю, что мыслил все с полной ясностью, так что мог бы каждое свое утверждение довести до любой степени ясности, если бы у меня было для этого достаточно времени и места.

Особенно же я считаю нужным напомнить, что я не хотел сказать моему читателю всего, но стремился оставить ему кое-что также и для его собственного размышления. Есть целый ряд недоразумений, которые я, конечно, предвижу и которые я мог бы устранить двумя словами. Но я не сказал и этих двух слов, так как я хотел способствовать самостоятельному мышлению. Наукоучение вообще не должно навязываться, а должно быть потребностью, как то было у его автора.

Будущих критиков этого сочинения я прошу рассматривать сочинение в целом и на каждую отдельную мысль смотреть с точки зрения целого. Рецензент из Галле* высказывает предположение, что я хотел просто пошутить; и другие критики сочинения "О понятии наукоучения", по-видимому, думали то же самое. Так легкомысленно проходят они мимо сущности дела, а их замечания настолько забавны, как если бы они на шутку отвечали шуткой.

* Фихте имеет в виду рецензию, опубликованную во "Всеобщей литературной газете" в 1794 г. Intelligenzblatt der Allgemeinen Literatur-Zeitung. l Okt. 1794. Sp. 899. Halle; Leipzig, 1794.

Ввиду того, что при троекратной переработке этой системы мои мысли относительно отдельных ее положений каждый раз оказывались измененными, можно ожидать, что и при дальнейшем размышлении они будут меняться и развиваться. Я сам буду над этим работать самым тщательным образом и буду рад каждому идущему к делу замечанию других. Далее, сколь бы глубоко я ни был убежден в том, что те основоположения, на которых зиждется вся эта система, непоколебимы, и как бы сильно ни выражал я в разных местах это мое убеждение, имея на то полное право, все-таки остается возможность, – правда, для меня пока немыслимая, что они все же будут поколеблены. Я был бы рад даже и этому, так как истина от этого выиграла бы.