То, что, поскольку оно есть определяющее, не является одновременно и определенным, есть постольку причина, и определение является отнесенным к чему-то другому, и в силу этого исключенным из сферы, положенной для вещи, посредством рефлексии. Лишь постольку, поскольку вещь находится сама с собой во взаимодействии, она является вещью, и притом одной и той же вещью. Этот признак переносится на вещи из Я через побуждение к определению; и это замечание имеет важное значение.

(Самые обыкновенные примеры помогают тут объяснению. Почему сладкое или горькое, красное или желтое и т.д. являет собою некоторое простое ощущение, которое нельзя разложить далее на несколько других, или же почему оно является вообще некоторым для себя сущим ощущением, а не частью какого-нибудь другого? Очевидно ведь, что основание этого должно непременно заключаться в Я, для которого оно является простым ощущением; в Я должен поэтому иметься a priori некоторый закон ограничения вообще.)


Различие Я и Не-Я остается всегда наличным при такой одинаковости закона определения. Если рефлексия совершается над Я, то и рефлектирующее одинаково с рефлектируемым, составляет с ним одно и то же, определенное и определяющее; если же рефлексия совершается над Не-Я, то они противоположны, так как рефлектирующим, как то само собою разумеется, всегда остается Я.

Вместе с тем этим дается строгое доказательство того, что побуждение к определению направляется не на реальное видоизменение, а лишь на идеальное определение, определение для Я, воспроизведение. То, что может быть его объектом, необходимо должно realiter всецело определяться через самого себя, и тогда для реальной деятельности Я не остается ничего; скорее наоборот, она находилась бы с определением побуждения в очевидном противоречии. Если Я realiter видоизменяет, то не дано то, что должно было бы быть дано.

Спрашивается только, как и каким способом должно быть дано Я определимое; и через разрешение этого вопроса мы еще глубже проникаем в синтетическую связь подлежащих здесь установлению действий.
Я рефлектирует над собою как над определенным и определяющим в одно и то же время и постольку ограничивает себя (оно идет до тех самых пор, до каких идет и определенное с определяющим); но ведь нет ограничения без некоторого ограничивающего. Это ограничивающее, долженствующее быть противоположным Я, не может ведь, как то постулируется в теории, быть порождаемо через идеальную деятельность, но непременно должно быть дано Я, заключаться в нем. И, конечно, нечто подобное имеет место в Я, а именно – то, что исключается в этой рефлексии, как то было показано выше. Я полагает себя лишь постольку как Я, поскольку оно есть определенное и определяющее; но оно является и тем и другим только в идеальном отношении. Его стремление к реальной деятельности является ограниченным и постольку полагается как внутренняя, замкнутая, самое себя определяющая сила (то есть определенным и определяющим в одно и то же время), или же, так как она лишена проявления, – как интенсивная материя. На эту последнюю как таковую обращается рефлексия, и, таким образом, через посредство противоположения она выносится во внешний мир, и нечто само по себе и первоначально субъективное превращается в нечто объективное.


Тут совершенно ясно, откуда берется закон: Я не в состоянии положить себя как определенное, не противоположив себе некоторого Не-Я. А именно, мы могли бы с самого начала умозаключить, согласно такому, теперь достаточно известному, закону, следующим образом: если Я должно определять себя, то оно необходимо должно противопоставлять себе нечто; но так как мы здесь находимся в практической части наукоучения и потому непременно всегда должны иметь в виду побуждение и чувство, то мы должны были и сам этот закон вывести из некоторого побуждения. Побуждение, которое первоначально направляется на внешнее, производит то, что оно может, и так как оно не может воздействовать на реальную деятельность, оно воздействует по меньшей мере на идеальную, которая по своей природе совсем не может быть ограничена, и толкает ее во внешний мир. Отсюда возникает противоположение; и таким образом через побуждение и в нем связуются друг с другом все определения сознания, а в особенности сознание Я и Не-Я.

Субъективное превращается в нечто объективное; и наоборот, все объективное первоначально есть нечто субъективное. Вполне подходящего примера для этого нельзя привести, так как речь здесь идет о некотором определенном вообще, которое есть лишь некоторое определенное, и ничего более; но нечто подобное никак не может быть налично в сознании, основание чего мы скоро увидим. Все определенное, если только оно должно стать наличным в сознании, необходимо есть нечто особенное. И примерами этого последнего рода можно с полной ясностью демонстрировать в сознании высказанное выше утверждение. Пусть, например, нечто сладко, кисло, красно, желто и т.