Ветеран войны и труда А.И. Соловьев".
Еще письмо:
"...За то время, что лечился в 4-ой поликлинике Василеостровского
района у уролога Трубникова, у меня успел вырасти камень, перекрыть почку, и
в тяжелом состоянии я был госпитализирован в больницу им. Урицкого. Там я
перенес 40 операций, заражение крови и едва не отправился в мир иной.
Впечатление от больницы -шоковое. Грязные палаты, ломаные, подпертые
кирпичами кровати, толпы веселящихся бездельников-практикантов, тупые иглы
шприцев, которые ввинчивают в тебя, как шуруп в капитальную стену. А
пейза-аж... загляденье! Утром откроешь окно - перед глазами - морг. Эшелоны
телег с трупами. Холодильник покойницкой грохочет, что товарный состав, и ты
под эту жуткую какофонию прогуливаешься по "садику" - от морга к помойке, от
помойки -к моргу...".
А вот из документального повествования врача Л. Красова, с тяжелой
травмой оказавшегося в больнице. К нему пришел титулованный консультант, и
врач, оказавшийся в роли больного, с трепетом душевным ожидал от него
приговора, решения своей участи.
"И вот он сидит передо мной в небрежно брошенном на плечи халате. Все
чувства обострены, и я замечаю сейчас то, на что в другое время не обратил
бы внимания. Доктору явно некогда. Он забежал ко мне по пути, ненадолго,
потому что очень просили. От этого весь вид его выражает нетерпение.
Представился не как коллега коллеге, попавшему в беду, а очень официально.
Глядя куда-то в сторону (даже не осмотрев меня предварительно), начал
говорить ровным голосом, словно читая страницы из учебника нервных болезней,
о том, что ждет меня в дальнейшем: пожизненное заключение в четырех стенах,
навсегда буду прикован к кровати, если не умру через 2-3 месяца от пролежней
или уросепсиса (самоотравления организма) в страшных муках.
Я, слушая его, не верил своим ушам. Правда, нечто подобное говорили и
мои лечащие врачи, но не такими словами и не таким тоном. А тут просто
удивительная беспощадность, безжалостность. Ни одного ободряющего слова, ни
капли надежды на выздоровление.
И тут я внимательно посмотрел на него. Это был бледный, аскетичного
вида молодой человек: шея тонкая, кожа лица плохая, и весь виду него
какой-то заморенный. Наверное, много сидит над книжками, мало бывает на
воздухе и, конечно, никогда в жизни не занимался спортом. Откуда ему было
знать о человеческих возможностях, о победе над собой и обстоятельствами.
Между тем консультант продолжал твердить:
- Поврежден спинной мозг и все центры управления мышцами, внутренними
органами и заведующие трофикой (питанием тканей), разобщены с вышележащими
отделами. К ним не идут сигналы из головного мозга. Нервные клетки погибли и
не восстановятся. А чего нет, того и не будет...
Я, как врач, и сам понимал, даже соглашался с ним. Но, как больной,
отказывался верить жестокому приговору, ни за что не желая верить тому, что
у меня нет ни малейшей надежды. Ведь консультант не брал во внимание такие
важные факторы при лечении, как человеческая психология, нравственная сила и
характер больного.
Когда доктор, наконец, умолк, я, несмотря на неутешительный прогноз,
попытался вырвать у консультанта последнюю надежду:
- Может быть, все не так страшно? -робко задал я ему вопрос. - Вы не
учли, что я - спортсмен, привык к борьбе, и сейчас согласен на любые
тренировки.
- Нет! Никто никогда не вставал на ноги с таким диагнозом, - последовал
ответ. - Вы не сможете даже сидеть без посторонней помощи".
Таков был этот "врач": сказал и убил. Не оставил ни просвета надежды.
Обрек на мучения и неминуемую скорую смерть. Но неожиданно свет возрождения
пришел совершенно с другой стороны: от пожилой санитарки.
"Мой удрученный вид ей явно не понравился.
- Я знаю, что это такое быть парализованным, я хорошо понимаю тебя, -
заявила она сразу же мне, - со мной было то же самое.
Оказывается, еще в молодые годы с ней случилась беда: перелом
позвоночника в крестовом отделе (там нет спинного мозга). Молодую женщину
болезнь приковала к постели, но, чтобы жить, надо было на что-то
существовать. И это "надо" не давало ей спокойно лежать и ждать, когда
наступит улучшение. Начала она преждевременно подниматься, как-то
перемещаться, чтобы обслуживать себя. И организм пошел навстречу ее
настойчивости. Каждое движение вливало в нее новые силы, здоровье ее крепло,
и, наконец, она смогла встать на ноги.
Специальности не было, поэтому пришлось заниматься физическим трудом.
Работала уборщицей, подсобной рабочей. Поначалу очень уставала, мучили боли,
но дальше -лучше. И вот до сих пор трудится в полную силу и чувствует себя
хорошо.
Простодушно, без тени сомнения, начала она меня убеждать, что все
обойдется, только я не должен залеживаться, а постоянно двигаться.