В каждом его рассказе скрыто нравоучение. (840) Всегда можно ответить вполне пошло и однозначно «зачем это написано». Но при этом купец у него худой, а студент – толстенький. Для пещерного уровня русского читателя 80 х годов прошлого века этого «хватало». От «объективности» Чехова спирало дыхание, кружилась голова. А уж когда Антон Павлович делал ещё более хитрый ход и вкладывал свои мысли в уста Иванова, заставляя при этом Петрова зевать Иванову в лицо и повторять через фразу: старо, избито, это всем известно, – то такой приём повергал почтенную публику в ужас. Многие не выдерживали, сходили с ума. Михайловский плакал: зачем, зачем это написано? где идея?!.. На самом деле Чехов никогда не мог вырваться из тенет идеологического, «специального» воззрения на мир. Просто он сознавал свою малообразованность и специально путал, запутывал концы. В результате его идеологичность чуть более тонка, и только. В этом смысле Чехов типичный литератор– интеллигент, протосоветский писатель, наподобие успенских чернышевских и сергеенок короленок. Но именно в этой примитивности Чехова таится и его очарование. Либеральный критик Овсянико– Куликовский указывал на «особую обнажённость» приёмов его творчества:
«Чехов не боится рисковать… Смелость в употреблении опасных художественных приёмов, давно уже скомпрометированных и опошленных, и вместе с тем необыкновенное умение их обезвреживать и пользоваться ими для достижения художественных целей – вот что ярко отличает манеру Чехова и заставляет нас удивляться оригинальности и силе его дарования».
Чехов идеологичен, его проза «умышленная», но это умысел, подхваченный на лету из чьего то умного разговора, умысел «на авось». В результате творчество Чехова носит сумеречный, медитативный характер. Причём аромат чеховской прозы в крайней элементарности, простоте, безыскусности этой медитации.


746

Примечание к №607
А в критический момент проводок какой нибудь в автомобиле подрезать.
Когда читаешь записки европейских путешественников о России, особенно о России ХV – ХVII веков, то поражаешься их тенденциозности. Видно, что все эти люди уже приехали в Россию предубеждёнными. Что и неудивительно – русские для них были даже не язычниками (как мусульмане), а ЕРЕТИКАМИ, СХИЗМАТИКАМИ, людьми, которых надо на кострах сжигать. И эти тенденциознейшие сведения о нашей стране (может быть даже сознательно, ведь религиозная цензура в Европе не дремала), стали в известный момент восприниматься самими русскими как наиболее объективный источник сведений об их государстве. А русские всегда вызывали в Европе чувство ненависти и презрения, в лучшем случае – испуга. Я как то прочёл подборку отзывов западной прессы на убийство великого князя Сергия. Вот что писали о России в начале ХХ века:
«Снова красная звезда тираноубийства мрачно засияла на тёмном русском небе. Сергий был унесен в один момент одной из тех фатальных бомб, которые русские конспираторы умеют так хорошо готовить и так хорошо бросать. Вы не можете безнаказанно доводить народ до бешенства или отрицать за ним элементарные права свободных граждан, не вызывая тем тираноубийства. Сергий был тиран в старом смысле этого слова, каких история и трагедии рисуют в самых мрачных красках. Великое изречение блаженного Августина правдиво и поднесь: – Когда справедливость отброшена в сторону, верховная власть является разбоем». («Дейли Телеграф»)
«Убийство Сергия не вызвало в мире ни удивления, ни ужаса. Его предвидели, ожидали, и когда оно исполнилось – произвело впечатление необходимости. Если б в России не было заговоров, надо было бы спросить себя: – каким образом отсутствует следствие, когда налицо причина? Русское самодержавие проповедует посредством законов незыблемость своих основ и получает в ответ динамитные бомбы. Кто играет в истории такую кровавую роль, как Сергий, всегда должен быть готов к кровавому концу. Царизм не должен удивляться, что его катастрофы не вызывают ни в ком сочувствия». («Ди Цайт»)
«Невежественную, безоружную толпу, желавшую на коленях просить о своих нуждах, царь, уступая настойчивым советам своих родичей и приближённых, наградил свинцовым дождём. Этим поступком царь поставил себя вне законов. Он чудовище, подобное тем, которые давали ему советы. На царские пули народ отвечает динамитом…» («Женевская газета»)
Европа начала ХАМИТЬ. Она и всегда вела себя хамски по отношению к восточному соседу, но некая последняя грань приличия была нарушена где то в начале ХIХ века. Русские войска разгромили Наполеона и спасли европейские народы от кровавого диктатора. Однако европейцы между собой договорились, что Наполеона победили они. Пруссия, наголову разбитая французами, обложенная контрибуцией и превращённая в вассальное государство, вынужденное поставлять в армию сюзерена свои войска, Пруссия заявила: мы, немцы, победили Наполеона, а русские «казаки» (т.е. для немецкого уха «казахи») во время кампании 1813 – 1814 гг. пили водку и хулиганили, мешая вести правильные военные действия и компрометируя немецких солдат перед местным населением.