На несколько часов, пока читаешь, реальность разрушается. А сочинение книги это разрушение второго мира. Отсюда необыкновенное чувство при чтении своей книги – мир замыкается.
И вот, во сне постепенно понимаешь: «Бог есть». А просыпаясь, ужасаешься громадной сложности постоянной мыслительной работы, необходимой для соприкосновения с этой истиной. Неужели нельзя было как то проще, понятнее.
И второе чудо – доступность религии. Так устроено, что это вот высшее состояние даётся сразу и для самого первого уровня. И величие Церкви, которая учит сразу сердцевине. Начинает не с арифметики, не с алгебры, не с высшей математики даже, а сразу с Гёделя. И получается. Каким то особым, человеческим, рассчитанным на слабого человека языком объясняет. А с другой стороны, само сердце человека раскрывается, как будто ждёт этого.
Розанов писал:
«Чувство Бога есть самое трансцендентное в человеке, наиболее от него далёкое, труднее всего достигаемое: только самые богатые, мощные души и лишь через испытания, горести, страдания и более всего через грех, часто под старость только, досягают этих высот, – чуточку и только краем своего развития, одною веточкой касаются „мирам иным“; прочие лишь посредственно при условии чистоты душевной – достигают второй зоны: это – церковь».


155

Примечание к №103
Это может повторяться в мозгу часами, как знакомая мелодия.
Из «Дневника писателя»:
«Двое пьяных остановились на улице: один уверяет, что он генерал, а другой ему: „Врёшь!“ Тот бесится и ругается, а этот: „Вр рёшь!“ Тот ещё пуще, а этот все то же: „Вр рёшь!“ – и так далее до двухсот даже раз! Оба именно находят красоту в бессильном и бесконечном повторении одного и того же слова, так сказать погрязая в услаждении бессилием своего унижения».


156

Примечание к с.12 «Бесконечного тупика»
чем больше философия Соловьёва «существовала», тем менее существовал сам Соловьёв
Любопытно, что сам философ вообще понимал всю бесплодность и бесперспективность безличной метафизики. Он писал в одной из рецензий начала 80 х годов:
«Дух человеческий, создавши отвлечённую философию и отвлеченное естествознание, под конец должен убедиться, что эти сложные и искусные постройки имеют один серьёзный недостаток: в них нет места самому зодчему. С одной стороны, умозрительный пантеизм воздвигает своё „абсолютное“ только на отвлечении от всего индивидуального, не замечая, что при этом само „абсолютное“ превращается в пустое место; с другой стороны, в господствующем ныне „позитивном“ мировоззрении наш ум, высчитывая элементы вселенной, наивнейшим образом пропускает самого себя».
Однако возмущение против абстрактного и умозрительного мышления носит абстрактный и умозрительный характер.
Отсюда мораль. Абстрактная критика Соловьева безнадёжна (158), так как все абстрактные подступы предусмотрительно (но столь же абстрактно) простреливаются. С бюрократом невозможно бороться бюрократическими методами. Он скажет: «Достаньте справку, что я бюрократ». Но можно ли достать справку о том, что человек за справкой человека не видит? Справка будет выписываться на основании соответствующих справок, и из этих справок будет явствовать, что это никакой не бюрократ, а Франциск Ассизский.


157

Примечание к №146
неопозитивизм это вторичное абстрагирование от содержания, неизбежный признак старой, перенасыщенной культуры
Позитивизм – это маленькая игрушечная философия. Ширпотреб. Философский конструктор, «Сделай сам». И дёшево, и, вроде бы, делом занимаешься. Неопозитивистский миф груб, но из за своей замаскированности под науку имеет интереснейшее свойство – он развивается. В основе, кроме обычных постулатов (земля плоская и на трех китах, земля круглая и вращается вокруг солнца и т.д.), есть дополнительный постулат бесёнок: мы ничего не знаем и ничего не принимаем на веру. С одной стороны, это замкнутая мифологическая система, причем мифологизм её максимально примитивен, так что она не способна выскочить из трёх измерений и проникнуть в мир иных мифов. С другой стороны, это «наука», то есть открытая (потенциально) система, способная к расширению и развитию. В результате подобного расширения происходит крах, то есть позитивист доходит до азов отрицаемой им религии и философии. Очарование в трудоёмкости этого процесса. На западе научились выпускать сложнейшие и головоломнейшие игрушки. И какому нибудь высоколобому мальчишке, вроде Витгенштейна, надо потратить 50 лет, чтобы разобраться во всех ошибках и заблуждениях сборного лабиринта. В результате «жизнь прожита не зря». Общество потребления, максимально изощрившись в создании разнообразнейших игрушек, спродуцировало и интеллектуальную игру «Неопозитивизм». Целый класс игр. С началом, развитием, кульминацией и развязкой. И может быть, эти игры спасли жизнь тысячам людей.


158

Примечание к №156
Абстрактная критика Соловьёва безнадёжна
Откуда вообще такая культура формально юридической лексики? Одним иностранным немецким влиянием не объяснишь. Тут с школа отечественного «бумаготворчества».