Соловьёв устарел.


544

Примечание к №488
идея зла, олицетворённая в Ленине
Ленин – центральная фигура ХХ века. (557) Старый большевик Ольминский в порыве подхалимского славословия неожиданно сказал однажды пророческую фразу:
«Познать В.И.Ленина для нас означает познать самих себя».


545

Примечание к №488
То, что с ними спорят, доказывают, – это для них опора, хлеб. А вот если одёрнуть
Почему спорить не надо? Правда это неотъемлемое условие научного знания. Но сама правда выше науки. Она дана свыше, её нельзя определить (551). Это своеобразная ЭТИЧЕСКАЯ КОНВЕНЦИЯ. Следствием этого является невозможность уличения кого либо во лжи, если эта ложь тотальна. Вы пошли в гости, и у вас в прихожей украли галоши. Вы видели кто и говорите: «Положи на место». А укравший говорит: «А я не брал». Что тут делать! «Не брал» и всё! Вы то хотели, может быть, сказать, что вот воровать нехорошо и т.д. Но ваш собеседник не вор, он не брал галош и сам об этом говорит вам русским языком. В глаза. Вы уже ему ничего не докажете, никогда. Он «не брал», «не видел», «не знает». Поэтому спорить с такими людьми просто невозможно. Они в известный момент нарушили негласную этическую конвенцию. А поскольку эта конвенция тотальна, первична, то единственной формой борьбы с подобными людьми является их игнорирование (589). Или же перевод взаимоотношений в иную плоскость, более им доступную и понятную.
Возможно всё это является ещё одним доказательством загадочности проблемы бытия Божия, которую нельзя решить. Ведь получается, что наука, и особенно, философия – так как здесь нет «фактов» в научном смысле, нет «улик», – построены на такой вроде бы неясной и смешной вещи, как правда, честность. А что такое правда, люди НЕ ЗНАЮТ. Это невыразимо. Если дать дефиницию правды: правда есть то то и то то – то эта дефиниция сама может быть правдой, а может и не быть. А почему – уже никто никогда не узнает. Правда это субъективное и невыразимое чувство: чувство гармонии, соразмерности. Научная истина это лишь частное и наиболее материальное проявление правды. Сама наука и этична и не(вне)этична. Врать там вроде бы трудно, но правдивость науки лишь частность, эманация этической добродетели учёного. Можно построить абсолютную лженауку, где будет все: и «верификация» и «фальсификация», и всё, всё, всё. А правды не будет.


546

Примечание к №465
В классе я сообщил, что меня зовут «Килька».
Унижение (роль классного шута и изгоя) было, с другой стороны, бессознательной инициацией. Тут проявился крайне ритмизированный характер моего бытия. Конечно, опыт был жесток, но в результате я приобрёл колоссальную выносливость к любым видам и формам унижения, а также совершенную невнушаемость извне. Именно с тех пор к любому «коллективу» я стал относиться как к прозрачному желе элементарных эмоций, легко поддающихся простейшим манипуляциям. Из за этого же и замкнутость при якобы открытости; очень развитое чувство целесообразности (всегда всё делаю зачем то и для чего то, подчиняю своей логике); способность к независимому и даже провокационному мышлению. Моя мысль может обернуться любым зверем, моментально просчитать и обнюхать все боковые ходы и часами развивать некоторую идею, с которой я ещё глубже, в самой глубине – совсем не согласен. И это без каких– либо эмоций. Я изначально настроен на абсолютное непонимание и всегда адаптирую свою мысль к определённой обстановке. Внутри я абсолютно одинок, холоден и спокоен. По моему, это редкое и драгоценное качество.
Минус же в том, что у меня нет так называемого «мужского достоинства». Я умею господствовать, я всегда господствовал над ситуацией, но я не умею властвовать.


547

Примечание к №509
«Умер Загорье … Эти слова звучат чуждо, невозможно осознать их смысл».
«Ушёл еще один… Не стало Матьяша … Стойкий, сильный, светлый … У гроба – знамёна … Гроб утопает в цветах … День и ночь у гроба почётный караул…»
Это из бунинского дневника. Иван Алексеевич выписал из некрологов и статей о гибели одесского чекиста. Чекиста хоронили под лозунгом: «за смерть одного революционера тысяча смертей буржуев!» Матьяш же застрелился с перепоя. Бунин зорко подметил кощунственность революции, кощунственность не вообще (это само собой), а буквально, на уровне осквернения могил. В вывороченном мире похороны превращались в фарс.
«По Дерибасовской (постоянно) движется огромная толпа, сопровождающая для развлечения гроб какого нибудь жулика, выдаваемого непременно за „павшего борца“ (лежит в красном гробу, а впереди оркестры и сотни красных и чёрных знамён)».
«В „Одесском Набате“ просьба к знающим – сообщить об участи пропавших товарищей: Вали Злого, Миши Мрачного, Фурманчика н Муравчика… Потом некролог какого то Яшеньки: „И ты погиб, умер, прекрасный Яшенька… как пышный цветок, только что пустивший свои лепестки… как зимний луч солнца… возмущавшийся малейшей несправедливостью, восставший против угнетения, насилия, стал жертвой дикой орды, разрушающей всё, что есть ценного в человечестве… Спи спокойно, Яшенька, мы отомстим за тебя!“ Какой орды? За что и кому мстить? Там же сказано, что Яшенька – жертва „всемирного бича, венеризма“».