Библиотека >> Заметки о случае обсессивного невроза
Заметки о случае обсессивного невроза
Фрейд начал заниматься этим случаем 1 октября 1907 г. Отчет о начале лечения, данный Фрейдом, и дальнейшее его обсуждение в Венском Психоаналитическом обществе, заняли два вечера - 30 октября и 6 ноября.
Некоторые сведения из Протоколов этих двух Встреч приводил Federn (1948) в работе под названием «Профессор Фрейд: начало истории болезни». Он, однако, неверно указывает дату второй встречи как 16 ноября. Позже Фрейд прочитал в Венском Психоаналитическом обществе короткие доклады, где рассказал о деталях случая. На Первом Международном Психоаналитическом Конгрессе, который состоялся в Зальцбурге 27 апреля 1908 г., отчет Фрейда был более продолжительным, по словам д-ра Эрнеста Джонса (Ernest Jones), присутствующего на Конгрессе, он длился 4 часа. Очень краткий обзор этого доклада Отто Ранк (Otto Rank) опубликовал в Zentrabl.Psychoanal.1 (1910), 125-6, через год после появления окончательного варианта истории случая. Во время Конгресса лечение никоим образом не могло быть прервано, т.к., по словам Фрейда, продолжалось около года. Летом 1909 г. он подготовил историю к публикации. Из письма Юнгу мы узнали, что потребовался еще месяц, после чего он окончательно посылаем работу издателям 7 июля 1909 г. Сохранились подлинные записи Фрейда о начальном этапе лечение, которые велись изо дня в день и явились основой опубликованной истории. Во всех предыдущих изданиях пациент был обозначен как «Лейтенант Х», а «жестокий капитан» - как «Капитан М». В целях благозвучия инициалы героев здесь заменены соответственно на «Л» и «Н». Заметки о случае обсессивного невроза Материал, который Вы найдете на последующих страницах, носит неоднородный характер. Во-первых, я представлю выборочные фрагменты из истории случая обсессивного невроза. Если судить о случае по продолжительности, по вредности оказанного воздействия и точке зрения о нем самого пациента, он может быть назван достаточно суровым: лечение, которое длилось около года, увенчалось окончательным восстановлением личности пациента и устранением существующих у него запретов. Во-вторых, начиная с этого случая и принимая в расчет предыдущий опыт анализа ряда других, я сделаю несколько несвязных афористичных заявлений о зарождении и тонком психологическом механизме обсессивного процесса, а таким образом надеюсь расширить первоначальные наблюдения касательной этой темы, опубликованные в 1896 г. Программа такого рода требует от меня некоторых объяснений. В противном случае можно подумать, что я расцениваю этот метод общения, как единственно правильный и рекомендую для подражания. В то время, как на самом деле я только приспосабливаюсь к препятствиям, как к внешним, так и к свойственным самому предмету рассмотрения, и я с удовольствием сообщил бы больше, если бы это было правильным или возможным. Я не могу привести полную историю лечения, т.к. это повлечет за собой детальное рассмотрение обстоятельств жизни пациента. Навязчивый интерес столицы, которая с особенным вниманием следит за моей лечебной деятельностью, не позволяет правдиво описать случай. С другой стороны, я все больше и больше прихожу к тому, чтобы считать искажения, к которым прибегают в таких обстоятельствах, ненужными и неудобными. Если искажения незначительны, то они не в состоянии оградить пациента от нескромного любопытства; если они достаточно сильны, чтобы защитить его, то они требуют слишком большой жертвы, т.к. разрушают ясность материала, который внутренне взаимосвязан и опирается на незначительные детали повседневной жизни. Из этого последнего условия вытекает парадоксальная истина, что гораздо легче предать огласке самые интимные секреты пациента, чем невинные, тривиальные факты его жизни: в то время, как первые не прольют света на личность, вторые, по которым его легко узнать, обнаружат ее с предельной ясностью. Этим и объясняется нещадное сокращение истории случая и лечения. Я все же могу предложить более убедительные причины, которые заставят меня ограничиться несколькими несвязными результатами психоаналитического исследования обсессивного невроза. Признаться, попытка проникнуть в запутанную структуру этого жесткого случая обсессивного невроза не увенчалась успехом, и если бы понадобилось воспроизвести анализ, то было бы невозможно воссоздать его структуру в том виде, в каком мы ее знаем или представляем себе с помощью анализа, видимую для других сквозь нагромождение терапевтической работы. Также затрудняет дело сопротивление пациента и различные формы, в котором оно проявляется. Кроме всего вышеозначенного надо признать, что обсессивный невроз сам по себе не является легкой для понимания вещью, намного менее, чем, например, истерия. На самом деле мы ожидали противного. Язык обсессивного невроза, т.е. способы выражения тайных мыслей, является чем-то вроде диалекта языка истерии, но это диалект, разобраться в котором наверняка будет легче, т.к. он более близко соот [повреждено] ной жизни они скрывают свое состояние настолько долго, насколько возможно, и часто обращаются к врачу, когда их жалобы достигли наивысшей стадии, как, например, если бы они, страдая туберкулезом легких, отказывались бы от лечения в санатории. | ||
|