Скачать 42.28 Кбайт
Сон д'Аламбера
Нет. Готов побиться об заклад, мадемуазель, что, хотя в возрасте двенадцати лет вы были вдвое меньше ростом, в возрасте четырех лет еще наполовину меньше, в качестве зародыша — маленькой женщиной, в яичке вашей матери — совсем маленькой женщиной, вы воображаете, будто всегда имели те же очертания, что и сейчас, так что только последовательный рост составил всю разницу между тем, чем вы были при возникновении, и тем, чем вы являетесь сейчас.
М-ль де Леспинас. Признаюсь, что так.
Борде. Между тем нет ничего более ошибочного, чем эта мысль. Сперва вы были ничем. Вначале вы были незаметной точкой, состоящей из еще меньших молекул, рассеянных в крови, в лимфе вашего отца или матери. Эта точка сделалась тонкой нитью, затем пучком волокон. До этой стадии нет ни малейшего следа того приятного облика, который вы имеете; ваши глаза, ваши прекрасные глаза, так же мало походили на глаза, как кончик клубня анемоны походит на анемону. Каждый отросток пучка волокон превратился в особый орган лишь благодаря питанию и процессу формирования, за исключением органов, образованных метаморфизированными отростками. Пучок есть система, обладающая только чувствительностью. Если бы он продолжал существовать в этом виде, он был бы восприимчив ко всем впечатлениям, относящимся к чистой чувствительности; таковы холод, тепло, мягкость, твердость. Эти последовательные впечатления, отличные друг от друга и различающиеся по своей силе, быть может, вызвали бы память, самосознание, весьма ограниченный ум. Но эта чистая и простая чувствительность, это осязание разнообразится благодаря органам, возникающим из каждого отростка; отросток, из которого возникает ухо, порождает особого рода осязание, называемое нами шумом или звуком; второй отросток, из которого образуется нёбо, порождает второй вид осязания, называемый нами вкусом;
третий, из которого образуется нос и слизистая оболочка, порождает третий вид осязания, называемый нами запахом; четвертый отросток, из которого образуется глаз, порождает четвертый вид осязания, называемый цветом.
М-ль де Леспинас. Но, если я вас хорошо поняла, те, кто отрицает существование шестого чувства, этого подлинного гермафродита, безрассудны. Кто им сказал, что природа не может породить пучка с таким отростком, из которого бы возник неизвестный нам орган?
Борде. Или с двумя отростками, соответствующими двум полам. Вы правы; с вами приятно беседовать. Вы не только схватываете то, что вам говорят, но и делаете из этого поразительно верные выводы.
М-ль де Леспинас. Вы подбадриваете меня,
доктор.
Борде. Нет, честное слово, я говорю вам то, что думаю.
М-ль де Леспинас. Для меня ясно назначение некоторых отростков пучка, но что происходит с другими?
Борде. Вы полагаете, что другая на вашем месте задумалась бы над этим вопросом?
М-ль де Леспинас. Разумеется.
Борде. Вы не тщеславны; остальные отростки образуют столько различных видов осязания, сколько есть различий между органами и частями тела.
М-ль де Леспинас. А как они называются? Я никогда о них не слышала.
Борде. Они не имеют названия.
М-ль де Леспинас. А почему?
Борде. Дело в том, что между ощущениями, возбужденными через посредство этих отростков, нет такой разницы, как между ощущениями, порожденными при посредстве других органов.
М-ль де Леспинас. Вы совершенно серьезно думаете, что у ноги, у руки, у бедер, у живота, у желудка, у груди, у легкого, у сердца имеются свои особые ощущения?
Борде. Я так думаю. Если бы я осмелился, я бы вас спросил, нет ли среди этих ощущений, не имеющих своего названия...
М-ль де Леспинас. Я вас понимаю. Нет. То ощущение, которое вы имеете в виду,— единственное в своем роде, и жаль, что это так. Но какое у вас основание полагать, что эти ощущения, которыми вам хочется нас наделить, скорее мучительные, чем приятные, столь многообразны?
Борде. Основание? Оно заключается в том, что мы их в большинстве случаев различаем. Если бы не существовало этого бесконечного разнообразия осязания, мы бы чувствовали, что испытываем удовольствие или страдание, но не знали бы, куда их отнести. Пришлось бы прибегать к помощи зрения. Это уже не относилось бы к области ощущений, а было бы делом опыта и наблюдения.
М-ль де Леспинас. Если бы я сказала, что у меня болит палец, и если бы мне задали вопрос, почему я уверена, что болит именно палец, мне следовало бы ответить не то, что я это чувствую, но что я чувствую боль и вижу, что у меня болит палец.
Борде. Правильно. Позвольте вас обнять.
М-ль де Леспинас. Охотно.
Д'Аламбер. Доктор, вы обнимаете мадемуазель, это на вас очень похоже.
Борде. Я долго размышлял, и мне показалось, что направление и место сотрясения недостаточны для вынесения столь быстрого приговора о происхождении пучка.
М-ль де Леспинас. Я об этом ничего не знаю.
Борде. Ваше колебание мне нравится. У нас так принято считать естественные свойства за приобретенные привычки почти одинакового с нами возраста.
М-ль де Леспинас. Признаюсь, что так.
Борде. Между тем нет ничего более ошибочного, чем эта мысль. Сперва вы были ничем. Вначале вы были незаметной точкой, состоящей из еще меньших молекул, рассеянных в крови, в лимфе вашего отца или матери. Эта точка сделалась тонкой нитью, затем пучком волокон. До этой стадии нет ни малейшего следа того приятного облика, который вы имеете; ваши глаза, ваши прекрасные глаза, так же мало походили на глаза, как кончик клубня анемоны походит на анемону. Каждый отросток пучка волокон превратился в особый орган лишь благодаря питанию и процессу формирования, за исключением органов, образованных метаморфизированными отростками. Пучок есть система, обладающая только чувствительностью. Если бы он продолжал существовать в этом виде, он был бы восприимчив ко всем впечатлениям, относящимся к чистой чувствительности; таковы холод, тепло, мягкость, твердость. Эти последовательные впечатления, отличные друг от друга и различающиеся по своей силе, быть может, вызвали бы память, самосознание, весьма ограниченный ум. Но эта чистая и простая чувствительность, это осязание разнообразится благодаря органам, возникающим из каждого отростка; отросток, из которого возникает ухо, порождает особого рода осязание, называемое нами шумом или звуком; второй отросток, из которого образуется нёбо, порождает второй вид осязания, называемый нами вкусом;
третий, из которого образуется нос и слизистая оболочка, порождает третий вид осязания, называемый нами запахом; четвертый отросток, из которого образуется глаз, порождает четвертый вид осязания, называемый цветом.
М-ль де Леспинас. Но, если я вас хорошо поняла, те, кто отрицает существование шестого чувства, этого подлинного гермафродита, безрассудны. Кто им сказал, что природа не может породить пучка с таким отростком, из которого бы возник неизвестный нам орган?
Борде. Или с двумя отростками, соответствующими двум полам. Вы правы; с вами приятно беседовать. Вы не только схватываете то, что вам говорят, но и делаете из этого поразительно верные выводы.
М-ль де Леспинас. Вы подбадриваете меня,
доктор.
Борде. Нет, честное слово, я говорю вам то, что думаю.
М-ль де Леспинас. Для меня ясно назначение некоторых отростков пучка, но что происходит с другими?
Борде. Вы полагаете, что другая на вашем месте задумалась бы над этим вопросом?
М-ль де Леспинас. Разумеется.
Борде. Вы не тщеславны; остальные отростки образуют столько различных видов осязания, сколько есть различий между органами и частями тела.
М-ль де Леспинас. А как они называются? Я никогда о них не слышала.
Борде. Они не имеют названия.
М-ль де Леспинас. А почему?
Борде. Дело в том, что между ощущениями, возбужденными через посредство этих отростков, нет такой разницы, как между ощущениями, порожденными при посредстве других органов.
М-ль де Леспинас. Вы совершенно серьезно думаете, что у ноги, у руки, у бедер, у живота, у желудка, у груди, у легкого, у сердца имеются свои особые ощущения?
Борде. Я так думаю. Если бы я осмелился, я бы вас спросил, нет ли среди этих ощущений, не имеющих своего названия...
М-ль де Леспинас. Я вас понимаю. Нет. То ощущение, которое вы имеете в виду,— единственное в своем роде, и жаль, что это так. Но какое у вас основание полагать, что эти ощущения, которыми вам хочется нас наделить, скорее мучительные, чем приятные, столь многообразны?
Борде. Основание? Оно заключается в том, что мы их в большинстве случаев различаем. Если бы не существовало этого бесконечного разнообразия осязания, мы бы чувствовали, что испытываем удовольствие или страдание, но не знали бы, куда их отнести. Пришлось бы прибегать к помощи зрения. Это уже не относилось бы к области ощущений, а было бы делом опыта и наблюдения.
М-ль де Леспинас. Если бы я сказала, что у меня болит палец, и если бы мне задали вопрос, почему я уверена, что болит именно палец, мне следовало бы ответить не то, что я это чувствую, но что я чувствую боль и вижу, что у меня болит палец.
Борде. Правильно. Позвольте вас обнять.
М-ль де Леспинас. Охотно.
Д'Аламбер. Доктор, вы обнимаете мадемуазель, это на вас очень похоже.
Борде. Я долго размышлял, и мне показалось, что направление и место сотрясения недостаточны для вынесения столь быстрого приговора о происхождении пучка.
М-ль де Леспинас. Я об этом ничего не знаю.
Борде. Ваше колебание мне нравится. У нас так принято считать естественные свойства за приобретенные привычки почти одинакового с нами возраста.
|
|