Общее свойство, присущее многим действиям, породило слова порок и добродетель; общее свойство многих существ породило слова безобразие и красота. Сначала говорили: один человек, одна лошадь, два животных, затем стали говорить: один, два, три, и появилась вся наука чисел. Слово “абстрактный” никак нельзя себе представить; было подмечено, что у всех тел три измерения: длина, ширина, глубина; стали заниматься каждым из этих измерении, отсюда появились математические науки. Всякая абстракция есть лишь знак без идеи. Идея оказалась исключенной потому, что знак отделили от физического объекта, и только когда знак снова связывается с физическими объектами, наука вновь становится наукой идей. Отсюда необходимость прибегать к примерам, часто возникающая в беседах и ощущаемая также в научных трудах. Когда после ряда сочетаний знаков вы просите привести пример, вы требуете только того, чтобы говорящий придал последовательным звукам своей речи телесность, форму, реальность, представление, связывая их с уже испытанными ощущениями.

Д'Аламбер. Вам это достаточно ясно, мадемуазель?

М-ль де Леспинас. Не вполне, но доктор сейчас все это разъяснит.

Борде. Вам угодно шутить. Разумеется, кое-что нужно уточнить и многое прибавить к тому, что я сказал, но уже половина двенадцатого, а у меня в двенадцать консультация в квартале Марэ.

Д'Аламбер. Самый быстрый и самый удобный ответ! Понимаем ли мы друг друга, доктор? Понимают ли нас?

Борде. Почти все разговоры представляют собой отчеты о фактах. Я потерял свою палку... В уме нет ни одной устойчивой мысли... А моя шляпа... Уже потому, что ни один человек не бывает абсолютно похож на другого, мы в точности никогда друг друга не понимаем, нас никогда в точности не понимают; всегда дается больше или меньше;

в наших рассуждениях мы всегда или выходим за пределы ощущений, или не полностью выражаем то, что дано в ощущениях. Нетрудно заметить разницу в суждениях. На самом деле этих различий в тысячу раз больше, но мы их не замечаем и, к счастью, не можем заметить... Прощайте, прощайте!

М-ль де Леспинас. Пожалуйста, еще одно слово.

Борде. Говорите скорее.

М-ль де Леспинас. Помните, вы говорили мне о скачках?

Борде. Да.

М-ль де Леспинас. Вы думаете, что глупцы и умные люди у народов представляют собой такие скачки?

Борде. Почему бы нет?

М-ль де Леспинас. Тем лучше для нашего позднейшего потомства. Быть может, когда-нибудь появится Генрих IV.

Борде. Быть может, он уже появился

М-ль де Леспинас. Доктор, вы должны прийти к нам обедать.

Борде. Я постараюсь, но не обещаю. Вы меня примете, если я приду?

М-ль де Леспинас. До двух часов мы вас будем ждать.

Борде. Согласен.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАЗГОВОРА.

Собеседники: мадемуазель де Леспинас, Борде

К двум часам доктор вернулся. Д'Аламбер вышел, чтобы пообедать, и доктор оказался наедине с м-ль де Леспинас. Обед был подан. До десерта они толковали о посторонних вещах; но когда слуги удалились, м-ль де Леспинас сказала доктору:

М-ль де Леспинас. Ну, доктор, выпейте стакан малаги, и после этого вы мне ответите на вопрос, который сотни раз приходил мне в голову и который я решусь предложить лишь вам.

Борде. Малага превосходна... А ваш вопрос?

М-ль де Леспинас. Что вы думаете о смешении видов?

Борде. Честное слово, вопрос тоже хорош. Я полагаю, что люди придали большое значение акту воспроизведения и они были правы; но я недоволен их законами, как гражданскими, так и религиозными.

М-ль де Леспинас. А что вы можете сказать против них?

Борде. В них нет справедливости, они нецелесообразны и не соответствуют природе вещей и общественной пользе.

М-ль де Леспинас. Постарайтесь объясниться.

Борде. Это моя задача... Но подождите... (смотрит на часы.) У меня для вас в запасе еще целый час; я потороплюсь, и нам этого хватит. Мы одни, вы не жеманница, вы не станете воображать, будто я отношусь к вам недостаточно уважительно, и, как бы вы ни отнеслись к моим мыслям, я надеюсь, со своей стороны, что вы не сделаете никаких отрицательных выводов насчет моей нравственности.

М-ль де Леспинас. Разумеется, но такое начало меня беспокоит.

Борде. В таком случае переменим тему.

М-ль де Леспинас. Нет-нет, продолжайте. Один из ваших друзей, подыскивавший нам мужей — мне и двум моим сестрам,— младшей предлагал сильфа, старшей — великого ангела-благовестителя, а мне — последователя Диогена; он хорошо знал нас. Однако, доктор, говорите не слишком откровенно.

Борде. Это само собой разумеется, насколько позволяют тема и моя профессия.

М-ль де Леспинас. Это вас не стеснит... Но вот ваш кофе... Пейте ваш кофе...

Борде (выпив кофе). Ваш вопрос имеет отношение к физике, к нравственности и к поэзии. М-ль де Леспинас. К поэзии! Борде. Несомненно. Искусство создавать существа, которых еще нет, в подражание существующим есть подлинная поэзия. На этот раз вместо Гиппократа позвольте мне процитировать Горация.