Скачать 42.28 Кбайт
Сон д'Аламбера
Вселенная непрестанно начинает и кончает свое существование, каждое мгновение она зарождается и умирает. Никогда не было другой вселенной, и никогда другой не будет.
В этом огромном океане материи нет ни одной молекулы, похожей на другую, нет ни одной молекулы, которая оставалась бы одинаковой хотя бы одно мгновение: “Rerum novus nascitur ordo” — вот вечный девиз вселенной... Затем, вздохнув, он добавил: “О суета наших мыслей! О тщетность славы и наших трудов! О скудость! О ничтожество наших взглядов! Нет ничего прочного, кроме питья, еды, жизни, любви и сна... Мадемуазель де Леспинас, где вы?” — “Я здесь”. Тут лицо его побагровело. Я хотела пощупать его пульс, но не знала, куда он спрятал свою руку. По-видимому, у него начались конвульсии. Рот его приоткрылся, дыхание стало учащенным; он глубоко вздохнул, затем последовал более слабый вздох, вслед за ним опять глубокий; он повернул голову на подушке и заснул. Я внимательно следила за ним; не знаю почему, я чувствовала себя взволнованной; сердце у меня билось, но не от страха. Через несколько мгновений я заметила легкую улыбку на его губах, он прошептал: “На планете, где люди размножались бы подобно рыбам, где мужская икра смешивалась бы с женской... Я бы не так жалел... Не нужно упускать ничего, что может доставить пользу. Мадемуазель, если бы можно было это собрать во флакон и с самого утра послать Нидгэму...” Доктор, разве вы не назовете все это нелепостью?
Борде. При вас — разумеется.
М-ль де Леспинас. При мне ли или вдали от меня — безразлично; вы не отдаете себе отчета в ваших словах. Я надеялась, что остаток ночи будет спокойным.
Борде. После бреда обыкновенно так и бывает.
М-ль де Леспинас. Вовсе нет; к двум часам утра он опять вернулся к своей капле воды, которую он называл ми... кро...
Борде. Микрокосмом.
М-ль де Леспинас. Вот именно. Он восхищался мудростью античных философов, он говорил или заставлял говорить своего философа,— не знаю, что это было: “Если бы Эпикур, уверяя, что земля содержит семена всего и что порода животных возникает из этого брожения, предложил в малом виде показать то, что творится во вселенной с начала времен, что бы ему ответили?.. Между тем эта картина перед вашим взором, и вы из нее ничего не извлекаете... Кто знает, кончилось ли брожение и исчерпан ли его результат? Кто знает, на каком этапе развития этой животной породы мы находимся? Кто знает, не образ ли это исчезающего вида — это деформированное двуногое, всего четырех футов высоты, которое вблизи полюса еще будет называться человеком и которое уже не будет подходить под это понятие при несколько большей деформации? Кто знает, не находятся ли в том же положении все виды животных? Кто знает, не сведется ли все к одному инертному и неподвижному осадку? Кто знает, сколько времени будет продолжаться это инертное состояние? Кто знает, какая новая порода может вновь возникнуть из такого большого скопления чувствующих и живых точек? Почему не единое животное? Что представлял собой слон первоначально? Возможно, он был тем громадным животным, каким он сейчас предстает перед нами, возможно, это был атом, ибо и то и другое одинаково вероятно, и то и другое предполагает только движение и различные свойства материи. Слон — эта громадная организованная масса — есть внезапный результат брожения! А почему бы и нет? Это громадное четвероногое в сравнении с тем, из чего оно произошло, то же, что червяк в сравнении с произведшей его молекулой муки. Но червяк есть только червяк... То есть из-за незначительного размера, скрывающего от нас его организацию, он не вызывает у нас удивления... Чудо — это жизнь, чувствительность; но это уже не чудо... После того как я наблюдал, как инертная материя переходит в состояние чувствительности, уже ничто не должно вызывать у меня удивления... Какая разница между уместившимся в моей руке небольшим количеством элементов, находящихся в состоянии брожения, и этим грандиозным резервуаром различных элементов, рассеянных в недрах земли, на ее поверхности, в глубине морей и в воздушных пространствах!.. Однако, если те же причины продолжают существовать, почему последствия прекратились, почему мы больше не видим быка, который, пронзив землю рогом, упирается в нее ногами, и изо всех сил старается освободить свое грузное тело?.. Дайте время, пусть исчезнет теперешнее поколение животных; пусть подействует огромный инертный осадок нескольких миллионов веков. Быть может, чтобы виды животных возродились, нужно в десять раз больше времени, чем им отпущено жизни. Подождите, не спешите с заключением о великой работе природы. Перед вами два великих явления: переход от инертного состояния к состоянию чувствительности и самопроизвольное зарождение; этого с вас довольно — сделайте отсюда надлежащие выводы, и вы будете гарантированы от ошибочного заключения однодневного существа, наблюдая за порядком вещей, где нет ни великого, ни малого, ни безусловно длительного, ни безусловно преходящего...” Доктор, что это за ошибочное заключение однодневного существа?
Борде.
В этом огромном океане материи нет ни одной молекулы, похожей на другую, нет ни одной молекулы, которая оставалась бы одинаковой хотя бы одно мгновение: “Rerum novus nascitur ordo” — вот вечный девиз вселенной... Затем, вздохнув, он добавил: “О суета наших мыслей! О тщетность славы и наших трудов! О скудость! О ничтожество наших взглядов! Нет ничего прочного, кроме питья, еды, жизни, любви и сна... Мадемуазель де Леспинас, где вы?” — “Я здесь”. Тут лицо его побагровело. Я хотела пощупать его пульс, но не знала, куда он спрятал свою руку. По-видимому, у него начались конвульсии. Рот его приоткрылся, дыхание стало учащенным; он глубоко вздохнул, затем последовал более слабый вздох, вслед за ним опять глубокий; он повернул голову на подушке и заснул. Я внимательно следила за ним; не знаю почему, я чувствовала себя взволнованной; сердце у меня билось, но не от страха. Через несколько мгновений я заметила легкую улыбку на его губах, он прошептал: “На планете, где люди размножались бы подобно рыбам, где мужская икра смешивалась бы с женской... Я бы не так жалел... Не нужно упускать ничего, что может доставить пользу. Мадемуазель, если бы можно было это собрать во флакон и с самого утра послать Нидгэму...” Доктор, разве вы не назовете все это нелепостью?
Борде. При вас — разумеется.
М-ль де Леспинас. При мне ли или вдали от меня — безразлично; вы не отдаете себе отчета в ваших словах. Я надеялась, что остаток ночи будет спокойным.
Борде. После бреда обыкновенно так и бывает.
М-ль де Леспинас. Вовсе нет; к двум часам утра он опять вернулся к своей капле воды, которую он называл ми... кро...
Борде. Микрокосмом.
М-ль де Леспинас. Вот именно. Он восхищался мудростью античных философов, он говорил или заставлял говорить своего философа,— не знаю, что это было: “Если бы Эпикур, уверяя, что земля содержит семена всего и что порода животных возникает из этого брожения, предложил в малом виде показать то, что творится во вселенной с начала времен, что бы ему ответили?.. Между тем эта картина перед вашим взором, и вы из нее ничего не извлекаете... Кто знает, кончилось ли брожение и исчерпан ли его результат? Кто знает, на каком этапе развития этой животной породы мы находимся? Кто знает, не образ ли это исчезающего вида — это деформированное двуногое, всего четырех футов высоты, которое вблизи полюса еще будет называться человеком и которое уже не будет подходить под это понятие при несколько большей деформации? Кто знает, не находятся ли в том же положении все виды животных? Кто знает, не сведется ли все к одному инертному и неподвижному осадку? Кто знает, сколько времени будет продолжаться это инертное состояние? Кто знает, какая новая порода может вновь возникнуть из такого большого скопления чувствующих и живых точек? Почему не единое животное? Что представлял собой слон первоначально? Возможно, он был тем громадным животным, каким он сейчас предстает перед нами, возможно, это был атом, ибо и то и другое одинаково вероятно, и то и другое предполагает только движение и различные свойства материи. Слон — эта громадная организованная масса — есть внезапный результат брожения! А почему бы и нет? Это громадное четвероногое в сравнении с тем, из чего оно произошло, то же, что червяк в сравнении с произведшей его молекулой муки. Но червяк есть только червяк... То есть из-за незначительного размера, скрывающего от нас его организацию, он не вызывает у нас удивления... Чудо — это жизнь, чувствительность; но это уже не чудо... После того как я наблюдал, как инертная материя переходит в состояние чувствительности, уже ничто не должно вызывать у меня удивления... Какая разница между уместившимся в моей руке небольшим количеством элементов, находящихся в состоянии брожения, и этим грандиозным резервуаром различных элементов, рассеянных в недрах земли, на ее поверхности, в глубине морей и в воздушных пространствах!.. Однако, если те же причины продолжают существовать, почему последствия прекратились, почему мы больше не видим быка, который, пронзив землю рогом, упирается в нее ногами, и изо всех сил старается освободить свое грузное тело?.. Дайте время, пусть исчезнет теперешнее поколение животных; пусть подействует огромный инертный осадок нескольких миллионов веков. Быть может, чтобы виды животных возродились, нужно в десять раз больше времени, чем им отпущено жизни. Подождите, не спешите с заключением о великой работе природы. Перед вами два великих явления: переход от инертного состояния к состоянию чувствительности и самопроизвольное зарождение; этого с вас довольно — сделайте отсюда надлежащие выводы, и вы будете гарантированы от ошибочного заключения однодневного существа, наблюдая за порядком вещей, где нет ни великого, ни малого, ни безусловно длительного, ни безусловно преходящего...” Доктор, что это за ошибочное заключение однодневного существа?
Борде.
|
|