Скачать 42.28 Кбайт
Сон д'Аламбера
А верно; я говорила прозой, сама того не подозревая.
Борде. И очень хорошей прозой, как вы увидите. Кто знает человека только в том виде, каким он является нам при рождении, тот не имеет о нем ни малейшего представления. Его голова, ноги, руки, все его члены, все внутренности, все органы, его нос, глаза, уши, сердце, легкие, кишки, мускулы, кости, нервы, оболочки, в сущности говоря, не что иное, как грубые проявления формирующейся сетчатой ткани, которая растет, распространяется и распускает множество невидимых нитей.
М-ль де Леспинас. Возьмем мою паутину; исходный пункт всех этих нитей — паук.
Борде. Прекрасно.
М-ль де Леспинас. Где эти нити? Где находится паук?
Борде. Нити повсюду. На поверхности вашего тела нет ни одной точки, которой бы они не достигали. Паук гнездится в части вашей головы, которую я вам называл,— в мозговой оболочке; к ней едва ли можно прикоснуться, не вызвав оцепенения во всем механизме.
М-ль де Леспинас. Но если атом вызывает колебание одной из нитей паутины, то паук приходит в беспокойство, начинает тревожиться, убегает или прибегает. Находясь в центре, он осведомлен обо всем происходящем вокруг — в любом месте огромного пространства, которое он заткал своей паутиной. Почему же я не знаю, что происходит в моем пространстве, или в мире? Ведь я — скопление чувствительных точек, ведь все отзывается во мне, и я отпечатлеваюсь во всем.
Борде. Дело в том, что впечатления становятся слабее по мере удаления объектов, от которых они исходят.
М-ль де Леспинас. Если даже тихонько постучать по концу длинной балки, то я слышу этот удар, если мое ухо приложено к другому концу. Если бы один конец этой балки находился на Земле, а другой — на Сириусе, результат был бы тот же. Если все связано, если все смежно, иными словами, если балка действительно существует, разве я не услышу того, что происходит в огромном пространстве, меня окружающем, в особенности если я внимательно прислушаюсь?
Борде. А кто вам сказал, что вы не слышите в той или иной мере? Но расстояние так велико, впечатление так слабо, путь его так запутан, вы окружены и оглушены столь сильным и разнообразным шумом, к тому же между Сатурном и вами тела только соприкасаются, не образуя непрерывности.
М-ль де Леспинас. Очень жаль.
Борде. Это верно, ведь иначе вы были бы богом;
благодаря вашему тождеству со всеми природными существами вы знали бы обо всем происходящем; благодаря памяти вы знали бы обо всем происшедшем.
М-ль де Леспинас. А что произойдет в будущем?
Борде. О будущем вы строили бы правдоподобные догадки, возможно ошибочные. Это так, как если бы вы старались догадаться, что произойдет у вас внутри, что произойдет на кончиках пальцев ваших ног или рук.
М-ль де Леспинас. А кто вам сказал, что в самом этом мире нет мозговых оболочек или что в каком-нибудь уголке пространства не притаился большой или маленький паук, нити которого протянуты ко всему?
Борде. Никто. Еще менее известно, не существовал ли или не будет ли существовать подобный паук.
М-ль де Леспинас. Каким образом этот своего рода бог...
Борде. Единственно познаваемый...
М-ль де Леспинас. Мог бы когда-нибудь существовать или возникнуть и исчезнуть?
Борде. Несомненно. Но так как он был бы материей во вселенной, частью вселенной, был бы подвержен изменениям, то он бы старел и умирал.
М-ль де Леспинас. Еще одна удивительная мысль приходит мне в голову.
Борде. Можете не говорить, я ее знаю.
М-ль де Леспинас. Итак, в чем она заключается?
Борде. Вы думаете, что ум связан с весьма деятельными частями материи, и полагаете, что возможны все чудеса, какие только можно представить. Другие думали так же.
М-ль де Леспинас. Вы догадались, но это не возвысило вас в моих глазах. Должно быть, у вас удивительная наклонность к бредовым идеям.
Борде. Согласен. Но что страшного в этой мысли? Это означало бы, что существует тьма добрых и злых гениев;
природные действующие начала нарушали бы самые постоянные законы природы. Общее физическое устройство нашего тела стало бы сложнее, но чудес никаких бы не было.
М-ль де Леспинас. Верно. Нужно быть очень осмотрительным в отношении того, что утверждается или отрицается.
Борде. Послушайте, тот, кто рассказал бы вам о подобного рода явлении, показался бы большим лжецом. Но оставим все эти воображаемые существа, в том числе и вашего паука с бесконечной сетью, и вернемся к вашему существу, к его формированию.
М-ль де Леспинас. Согласна.
Д'Аламбер. Мадемуазель, у вас кто-то есть. Кто это там с вами разговаривает?
М-ль де Леспинас. Это доктор.
Д'Аламбер. Здравствуйте, доктор; что вы здесь делаете так рано?
Борде. Потом узнаете, спите.
Д'Аламбер. Право, мне это необходимо. Кажется, у меня не было ни одной ночи такой беспокойной, как эта. Вы не уйдете, пока я не встану?
Борде.
Борде. И очень хорошей прозой, как вы увидите. Кто знает человека только в том виде, каким он является нам при рождении, тот не имеет о нем ни малейшего представления. Его голова, ноги, руки, все его члены, все внутренности, все органы, его нос, глаза, уши, сердце, легкие, кишки, мускулы, кости, нервы, оболочки, в сущности говоря, не что иное, как грубые проявления формирующейся сетчатой ткани, которая растет, распространяется и распускает множество невидимых нитей.
М-ль де Леспинас. Возьмем мою паутину; исходный пункт всех этих нитей — паук.
Борде. Прекрасно.
М-ль де Леспинас. Где эти нити? Где находится паук?
Борде. Нити повсюду. На поверхности вашего тела нет ни одной точки, которой бы они не достигали. Паук гнездится в части вашей головы, которую я вам называл,— в мозговой оболочке; к ней едва ли можно прикоснуться, не вызвав оцепенения во всем механизме.
М-ль де Леспинас. Но если атом вызывает колебание одной из нитей паутины, то паук приходит в беспокойство, начинает тревожиться, убегает или прибегает. Находясь в центре, он осведомлен обо всем происходящем вокруг — в любом месте огромного пространства, которое он заткал своей паутиной. Почему же я не знаю, что происходит в моем пространстве, или в мире? Ведь я — скопление чувствительных точек, ведь все отзывается во мне, и я отпечатлеваюсь во всем.
Борде. Дело в том, что впечатления становятся слабее по мере удаления объектов, от которых они исходят.
М-ль де Леспинас. Если даже тихонько постучать по концу длинной балки, то я слышу этот удар, если мое ухо приложено к другому концу. Если бы один конец этой балки находился на Земле, а другой — на Сириусе, результат был бы тот же. Если все связано, если все смежно, иными словами, если балка действительно существует, разве я не услышу того, что происходит в огромном пространстве, меня окружающем, в особенности если я внимательно прислушаюсь?
Борде. А кто вам сказал, что вы не слышите в той или иной мере? Но расстояние так велико, впечатление так слабо, путь его так запутан, вы окружены и оглушены столь сильным и разнообразным шумом, к тому же между Сатурном и вами тела только соприкасаются, не образуя непрерывности.
М-ль де Леспинас. Очень жаль.
Борде. Это верно, ведь иначе вы были бы богом;
благодаря вашему тождеству со всеми природными существами вы знали бы обо всем происходящем; благодаря памяти вы знали бы обо всем происшедшем.
М-ль де Леспинас. А что произойдет в будущем?
Борде. О будущем вы строили бы правдоподобные догадки, возможно ошибочные. Это так, как если бы вы старались догадаться, что произойдет у вас внутри, что произойдет на кончиках пальцев ваших ног или рук.
М-ль де Леспинас. А кто вам сказал, что в самом этом мире нет мозговых оболочек или что в каком-нибудь уголке пространства не притаился большой или маленький паук, нити которого протянуты ко всему?
Борде. Никто. Еще менее известно, не существовал ли или не будет ли существовать подобный паук.
М-ль де Леспинас. Каким образом этот своего рода бог...
Борде. Единственно познаваемый...
М-ль де Леспинас. Мог бы когда-нибудь существовать или возникнуть и исчезнуть?
Борде. Несомненно. Но так как он был бы материей во вселенной, частью вселенной, был бы подвержен изменениям, то он бы старел и умирал.
М-ль де Леспинас. Еще одна удивительная мысль приходит мне в голову.
Борде. Можете не говорить, я ее знаю.
М-ль де Леспинас. Итак, в чем она заключается?
Борде. Вы думаете, что ум связан с весьма деятельными частями материи, и полагаете, что возможны все чудеса, какие только можно представить. Другие думали так же.
М-ль де Леспинас. Вы догадались, но это не возвысило вас в моих глазах. Должно быть, у вас удивительная наклонность к бредовым идеям.
Борде. Согласен. Но что страшного в этой мысли? Это означало бы, что существует тьма добрых и злых гениев;
природные действующие начала нарушали бы самые постоянные законы природы. Общее физическое устройство нашего тела стало бы сложнее, но чудес никаких бы не было.
М-ль де Леспинас. Верно. Нужно быть очень осмотрительным в отношении того, что утверждается или отрицается.
Борде. Послушайте, тот, кто рассказал бы вам о подобного рода явлении, показался бы большим лжецом. Но оставим все эти воображаемые существа, в том числе и вашего паука с бесконечной сетью, и вернемся к вашему существу, к его формированию.
М-ль де Леспинас. Согласна.
Д'Аламбер. Мадемуазель, у вас кто-то есть. Кто это там с вами разговаривает?
М-ль де Леспинас. Это доктор.
Д'Аламбер. Здравствуйте, доктор; что вы здесь делаете так рано?
Борде. Потом узнаете, спите.
Д'Аламбер. Право, мне это необходимо. Кажется, у меня не было ни одной ночи такой беспокойной, как эта. Вы не уйдете, пока я не встану?
Борде.
|
|