| Авторы: |
Дидро Дени |
Сон д'Аламбера
Д.Дидро
СОН Д'АЛАМБЕРА
Собеседники: Д'Аламбер, мадемуазель де Леспинас, доктор Борде
Борде. Ну, что нового? Он болен? М-ль де Леспинас. Боюсь, что да; эта ночь для него была самой беспокойной. Борде. Он проснулся? М-ль де Леспинас. Нет еще.
Борде (подходя к постели Д'Аламбера, пощупав его пульс и потрогав его кожу). Ничего.
М-ль де Леспинас. Вы думаете?
Борде. Ручаюсь. Пульс хорош... Немного слаб... Кожа влажная... Дыхание легкое.
М-ль де Леспинас. Ему ничего не нужно?
Борде. Ничего.
М-ль де Леспинас. Тем лучше. Ведь он ненавидит лекарства.
Борде. И я также. Что он ел за ужином?
М-ль де Леспинас. Он от всего отказался. Я не знаю, где он провел вечер, но вернулся он озабоченный.
Борде. Это небольшое лихорадочное состояние, которое не будет иметь последствий.
М-ль де Леспинас. Вернувшись, он надел халат, ночной колпак, бросился в свое кресло, в котором и уснул.
Борде. Спать можно везде, но ему лучше было бы в постели.
М-ль де Леспинас. Он рассердился на Антуана, который сказал ему это. Целых полчаса пришлось докучать ему просьбами, чтобы заставить его лечь.
Борде. Со мной это случается ежедневно, хотя я чувствую себя хорошо.
М-ль де Леспинас. Когда он лег, вместо того, чтобы заснуть, как обычно,— ведь он спит, как ребенок,— он начал ворочаться с боку на бок, двигать руками, сбрасывать одеяло и громко разговаривать.
Борде. О чем он говорил? О геометрии?
М-ль де Леспинас. Нет. Это было очень похоже на бред. Вначале это была какая-то галиматья о вибрирующих струнах и чувствительных нервах. Мне это показалось настолько безумным, что, решив не оставлять его на ночь одного и не зная, что предпринять, я поставила маленький столик у него в ногах и принялась записывать все, что могла уловить из его бреда.
Борде. Прекрасная мысль, достойная вас. А можно посмотреть эти записи?
М-ль де Леспинас. Сколько угодно, но ручаюсь своей жизнью, что вы ничего не поймете.
Борде. Может быть.
М-ль де Леспинас. Слушайте. “Живая точка... Нет, я ошибаюсь. Сначала ничего, а затем живая точка... К этой живой точке присоединяется другая, затем еще одна; в результате этих последовательных присоединений возникает единое существо; ведь я представляю собой нечто единое, в этом я не могу сомневаться...” Говоря это, он стал себя ощупывать. “Но как получилось это единство?” “Ах, друг мой,— сказала я ему,— какое вам до этого дело, спите...” Он замолчал. После минуты молчания он заговорил вновь, словно к кому-то обращаясь: “Вот что, философ, я вижу агрегат, соединение небольших живых существ, но животное!.. Нечто целое! Единую систему, сознающую свое единство! Нет, этого я не вижу, я этого не вижу...” Доктор, вы что-нибудь понимаете?
Борде. Прекрасно!
М-ль де Леспинас. Счастливчик... “Мое затруднение, может быть, происходит от неправильного представления”.
Борде. Это ваши слова?
М-ль де Леспинас. Нет, это слова спящего.
Я продолжаю... Он прибавил, обращаясь к самому себе:
“Друг мой Д'Аламбер, будьте осторожны, вы видите простую смежность там, где есть непрерывность. Да, он настолько хитер, чтобы сказать мне это. А образование этой непрерывности? Она не вызовет у него затруднения... Как капля ртути сливается с другой каплей ртути, так чувствительная и живая молекула растворяется в чувствительной живой молекуле... Сначала имелись две капли, а после соединения образовалась одна... До ассимиляции было две молекулы, после ассимиляции — всего одна. Чувствительность становится свойством общей массы. В самом деле, почему бы и нет?.. Мысленно я различу на протяжении животного волокна сколько угодно частей, но волокно это будет непрерывным, единым... Да, единым... Соприкосновение двух однородных молекул, совершенно однородных, составляет непрерывность... И это случай объединения, сцепления, сочетания, тождества наиболее полного, какое только можно себе представить... Да, философ,— если эти молекулы элементарны и просты; но если это агрегаты, если это соединения?.. Все равно они соединятся, в результате — тождество, непрерывность... И затем — обычные действия и реакция... Ясно, что соприкосновение двух живых молекул есть нечто совсем другое по сравнению со смежностью двух инертных масс... Дальше, дальше... Пожалуй, можно было бы к вам придраться; но я не беру на себя этого труда; я никогда не порицаю... Впрочем, продолжим. Нить чистейшего золота — я помню это сравнение, которое он мне привел,— однородная сеть, между ее молекулами внедряются другие и составляют, быть может, другую однородную сеть; ткань чувствующей материи, соприкосновение, в результате которого происходит ассимиляция; здесь это активная, там — пассивная чувствительность, которая сообщается, подобно движению, если не учитывать — как он прекрасно выразился,— что должна быть разница между соприкосновением двух чувствительных молекул и соприкосновением двух таких молекул, которые чувствительностью не обладают; и эта разница, в чем она заключается?.. Обычное действие и противодействие, а эти действия и противодействия — особого рода.
СОН Д'АЛАМБЕРА
Собеседники: Д'Аламбер, мадемуазель де Леспинас, доктор Борде
Борде. Ну, что нового? Он болен? М-ль де Леспинас. Боюсь, что да; эта ночь для него была самой беспокойной. Борде. Он проснулся? М-ль де Леспинас. Нет еще.
Борде (подходя к постели Д'Аламбера, пощупав его пульс и потрогав его кожу). Ничего.
М-ль де Леспинас. Вы думаете?
Борде. Ручаюсь. Пульс хорош... Немного слаб... Кожа влажная... Дыхание легкое.
М-ль де Леспинас. Ему ничего не нужно?
Борде. Ничего.
М-ль де Леспинас. Тем лучше. Ведь он ненавидит лекарства.
Борде. И я также. Что он ел за ужином?
М-ль де Леспинас. Он от всего отказался. Я не знаю, где он провел вечер, но вернулся он озабоченный.
Борде. Это небольшое лихорадочное состояние, которое не будет иметь последствий.
М-ль де Леспинас. Вернувшись, он надел халат, ночной колпак, бросился в свое кресло, в котором и уснул.
Борде. Спать можно везде, но ему лучше было бы в постели.
М-ль де Леспинас. Он рассердился на Антуана, который сказал ему это. Целых полчаса пришлось докучать ему просьбами, чтобы заставить его лечь.
Борде. Со мной это случается ежедневно, хотя я чувствую себя хорошо.
М-ль де Леспинас. Когда он лег, вместо того, чтобы заснуть, как обычно,— ведь он спит, как ребенок,— он начал ворочаться с боку на бок, двигать руками, сбрасывать одеяло и громко разговаривать.
Борде. О чем он говорил? О геометрии?
М-ль де Леспинас. Нет. Это было очень похоже на бред. Вначале это была какая-то галиматья о вибрирующих струнах и чувствительных нервах. Мне это показалось настолько безумным, что, решив не оставлять его на ночь одного и не зная, что предпринять, я поставила маленький столик у него в ногах и принялась записывать все, что могла уловить из его бреда.
Борде. Прекрасная мысль, достойная вас. А можно посмотреть эти записи?
М-ль де Леспинас. Сколько угодно, но ручаюсь своей жизнью, что вы ничего не поймете.
Борде. Может быть.
М-ль де Леспинас. Слушайте. “Живая точка... Нет, я ошибаюсь. Сначала ничего, а затем живая точка... К этой живой точке присоединяется другая, затем еще одна; в результате этих последовательных присоединений возникает единое существо; ведь я представляю собой нечто единое, в этом я не могу сомневаться...” Говоря это, он стал себя ощупывать. “Но как получилось это единство?” “Ах, друг мой,— сказала я ему,— какое вам до этого дело, спите...” Он замолчал. После минуты молчания он заговорил вновь, словно к кому-то обращаясь: “Вот что, философ, я вижу агрегат, соединение небольших живых существ, но животное!.. Нечто целое! Единую систему, сознающую свое единство! Нет, этого я не вижу, я этого не вижу...” Доктор, вы что-нибудь понимаете?
Борде. Прекрасно!
М-ль де Леспинас. Счастливчик... “Мое затруднение, может быть, происходит от неправильного представления”.
Борде. Это ваши слова?
М-ль де Леспинас. Нет, это слова спящего.
Я продолжаю... Он прибавил, обращаясь к самому себе:
“Друг мой Д'Аламбер, будьте осторожны, вы видите простую смежность там, где есть непрерывность. Да, он настолько хитер, чтобы сказать мне это. А образование этой непрерывности? Она не вызовет у него затруднения... Как капля ртути сливается с другой каплей ртути, так чувствительная и живая молекула растворяется в чувствительной живой молекуле... Сначала имелись две капли, а после соединения образовалась одна... До ассимиляции было две молекулы, после ассимиляции — всего одна. Чувствительность становится свойством общей массы. В самом деле, почему бы и нет?.. Мысленно я различу на протяжении животного волокна сколько угодно частей, но волокно это будет непрерывным, единым... Да, единым... Соприкосновение двух однородных молекул, совершенно однородных, составляет непрерывность... И это случай объединения, сцепления, сочетания, тождества наиболее полного, какое только можно себе представить... Да, философ,— если эти молекулы элементарны и просты; но если это агрегаты, если это соединения?.. Все равно они соединятся, в результате — тождество, непрерывность... И затем — обычные действия и реакция... Ясно, что соприкосновение двух живых молекул есть нечто совсем другое по сравнению со смежностью двух инертных масс... Дальше, дальше... Пожалуй, можно было бы к вам придраться; но я не беру на себя этого труда; я никогда не порицаю... Впрочем, продолжим. Нить чистейшего золота — я помню это сравнение, которое он мне привел,— однородная сеть, между ее молекулами внедряются другие и составляют, быть может, другую однородную сеть; ткань чувствующей материи, соприкосновение, в результате которого происходит ассимиляция; здесь это активная, там — пассивная чувствительность, которая сообщается, подобно движению, если не учитывать — как он прекрасно выразился,— что должна быть разница между соприкосновением двух чувствительных молекул и соприкосновением двух таких молекул, которые чувствительностью не обладают; и эта разница, в чем она заключается?.. Обычное действие и противодействие, а эти действия и противодействия — особого рода.
|
|