Отдельные цвета и их значение
1. Происхождение простых цветов.

Теперь перейдем к трудному учению Аристотеля об отдельных цветах и об их происхождении.

Вопрос о происхождении отдельных цветов и их взаимоотношениях обсуждается в двух трактатах. Ему уделено много места в трактате "О цветах" и в главе 3-й трактата "О чувственном восприятии". Но решение его в том и в другом случае не вполне совпадает.

Трактат "О цветах" начинается с установления различия между цветами простыми и составными, или смешанными, причем простыми цветами признаются три цвета: белый, черный и желтый, соответствующие природе стихий; в указанной же главе трактата "О чувственном восприятии" такое различие не проводится. Но так как и в нем речь идет о белом и черном как обыкновенных цветах, из смешения которых образуются все остальные, то и здесь можно усмотреть ту же мысль о цветах простых и составных, – с тою лишь разницей, что простых здесь окажется два цвета, а не три. Кроме того, в трактате "О чувственном восприятии" совсем нет упоминания о стихиях, и цвета вообще рассматриваются вне всякой связи со стихиями.

В дальнейшем, правда, существенных расхождений между указанными трактатами по вопросу о происхождении цветов не наблюдается, но главным образом потому, что вопрос рассматривается в том и другом с различных сторон. Из трактата "О цветах" можно извлечь некоторый конкретный материал, рисующий процесс появления отдельных цветов, но в нем очень мало говорится о существе того смешения цветов, которое лежит в основе всего их многообразия. Соответственная же глава трактата "О чувственном восприятии", наоборот, почти не касается возникновения того или иного цвета в отдельности, но зато подробно говорит о существе того процесса, в результате которого создаются все цвета.

2. Их значение.

а) Простые цвета, с точки зрения трактата "О цветах", как уже сказано, суть цвета, присущие стихиям. За исключением стихии огня, остальные стихии белы. Таким образом, вода и воздух, в которых трактаты "О душе" и "О чувственном восприятии" видят лишь прозрачность, то есть бесцветное, в трактате "О цветах" являются носителями цвета. Правда, за настоящую белизну этого белого поручиться в античности невозможно, как это мы уже отметили по поводу Гомера и Демокрита. Может быть, речь тут вовсе и не идет о белизне, а о чем-нибудь просто близком к бесцветности.

"Воздух и вода сами по себе по природе белы" (De color l, 791 а 2-3). "Земля хотя по природе и бела, но вследствие проникновения в нее окрашивающих веществ бывает многоцветной" (а 4-5).

"Вода из всех вещей, – говорится в трактате "О цветах", – самая белая" (3, 794 а 14-15). "Воздух же, будучи сжат, как и вода, становится совсем белым", но "вблизи он кажется бесцветным, потому что вследствие своей разреженности он легко пронизывается и рассекается лучами более густыми, чем он сам; если же рассматривать его в глубину, он представляется более близким к темно-синему, по причине его недостаточной густоты, потому что где не достает света, там он, будучи охвачен темнотой, кажется темно-синим" (а 8-14). По-видимому, белизна и бесцветность, действительно, в какой-то мере сближаются: бесцветное, будучи сжато и сгущено, приобретает цвет. Этот ахроматический, как мы бы сказали, цвет таит в себе нечто, что в каком-то своем дальнейшем посветлении ближе всех других цветов подходит к прозрачности, то есть к бесцветности.

Так как для выражения белизны в греческом языке существует два корня arg- и lyc-, то скажем об этом несколько слов, припоминая то, что было уже сказано выше о существе античного "белого".

б) Корень arg- указывает на быстроту, остроту, сверкание и блеск вещи, в то время как lyc- говорит о некотором пассивном свечении. Так, у Гомера (II VIII 133) argёs есть эпитет молнии; имеется в виду быстрота и острота света. В применении к "собакам" или "ногам" этот термин нужно прямо переводить как "быстрый". Сияющие снеговые вершины Альп тоже имели этот эпитет, и только в позднюю эпоху момент остроты здесь терялся (так, в Anth. Pal. VII 23, 3 о молоке). Зато leycos – обыкновенный "белый", правда, самых разнообразных видов, от цвета свежего снега до цвета паруса, кости, пыли и, как сказано, воды. Часто это слово имеет значение просто "ясный", весьма близкий к прозрачности, хотя момент цветности тут едва ли терялся окончательно, что явствует из различения "белого (leycos) вина" и "желтого (или палевого, cirros) вина": "Черное вино самое питательное, белое – самое мочегонное, сухое желтое – питательнее даже хлеба" (Athen. I 32 d 15-17). Под "черным" вином тут надо подразумевать, конечно, красное вино, которое в южных странах бывает очень темным. О хорошей, ясной погоде у Гомера говорится leycos (Od. VI 45). Но leycos сближается и с блеском, с ярким сиянием, как, например, II XIV 185 слл.:

Сверху богиня богинь покрывалом прекрасным оделась,
Только что сотканным, легким; бело оно было, как солнце.

Буквально здесь: "белым, как солнце".