-- Оно должно попасть через
кожу. -- Она взяла с моего калабаша изжеванную порцию, откусила кусочек, а
остаток воткнула в мой разинутый рот. С насмешливой улыбкой она поменялась
со мной тарелками. -- Я не хочу, чтобы ты подавилась, -- заявила она, доедая
обезьянью грудку с преувеличенным аппетитом. Все еще жуя, она предложила мне
взглянуть на круглолицую женщину, плясавшую у костра.
Я кивнула, хотя и не поняла, кого она имела в виду. У огня плясало
около десятка женщин. Все они были круглолицы, с темными раскосыми глазами,
с пышными телами, медово светившимися в отблесках пламени.
-- Это та самая, которая спала с Этевой во время нашего праздника, --
сказала Ритими. -- Я ее уже околдовала.
-- Когда же ты это сделала? -- Сегодня днем, -- тихонько сказала Ритими
и, хихикнув, удовлетворенно добавила: -- Я выдула око-шики, которую сорвала
у себя в огороде, на ее гамак.
-- А что, если в ее гамак сядет кто-нибудь другой? -- Это неважно.
Колдовство нанесет вред только ей одной, -- заверила меня Ритими.
Разузнать побольше о колдовстве у меня не было возможности, потому что
в этот момент пляска закончилась и усталые улыбающиеся танцоры разошлись по
хижинам поесть и передохнуть.
Собравшиеся возле нас у очага женщины были удивлены тем, что мы с
Ритими не танцевали. Пляска имела такое же значение, как и раскрашивание
тела пастой оното -- она сохраняла молодость и радость жизни.
Вскоре на поляну вышел вождь и громовым голосом объявил: -- Я хочу
послушать, как поют женщины Итикотери. Их голоса радуют мой слух. Я хочу,
чтобы наши женщины выучили их песни.
Женщины, посмеиваясь, стали подталкивать друг дружку. -- Иди ты,
Ритими, -- сказала одна из жен Ирамамове.
-- У тебя такой красивый голос.
Ритими не заставила просить себя дважды. -- Давайте все вместе, --
сказала она, поднимаясь.
Тишина воцарилась в шабоно, когда мы, обняв друг друга за талии, вышли
на середину поляны. Встав лицом к хижине вождя, Ритими запела чистым,
мелодичным голосом. Песни были очень короткие; две последние строчки мы
повторяли хором. Остальные женщины тоже пели, но вождь настоял, чтобы именно
Ритими повторила свои песни, особенно одну, пока ее не заучили его женщины.
Когда ветер веет в пальмовых листьях, Я вслушиваюсь в их грустный
шелест вместе с умолкшими лягушками.
В высоком небе смеются звезды, Но скрытые тучами, они проливают слезы
печали.
Вождь подошел к нам и, обратившись ко мне, сказал:--А теперь ты спой
нам что-нибудь.
-- Но я никаких песен не знаю, -- сказала я, не в силах подавить
смешок.
-- Должна же ты знать хоть какие-нибудь, -- настаивал вождь. -- Мне
рассказывали, как белые люди любят петь. У них даже есть поющие ящики.
Как говорил еще в третьем классе в Каракасе мой учитель музыки: мало
того что у меня отвратительный голос, мне еще и медведь на ухо наступил. Тем
не менее профессор Ханс -- он требовал, чтобы мы его так называли -- не
остался безучастным к моему страстному желанию петь.
Он разрешал мне оставаться в классе при условии, что я буду сидеть в
последнем ряду и петь очень тихо. Профессор Ханс не утруждал нас
религиозными и народными песнями, которые полагалось изучать по программе, а
учил нас петь аргентинские танго тридцатых годов. Этих песен я не забыла.
Окинув взглядом исполненные ожидания лица окружающих, я подошла ближе к
огню, прокашлялась и запела, не обращая внимания на то, что безбожно
перевираю мелодию. В какой-то момент я почувствовала, что очень точно
воспроизвожу ту страстную манеру, с какой профессор Ханс распевал эти танго.
Я прижала руки к груди и закрыла глаза, словно захваченная трагической
тоской каждой строчки.
Мои слушатели были потрясены. Мокототери и Итикотери вышли из хижин,
чтобы лучше видеть каждый мой жест.
Вождь долгое время смотрел на меня и наконец сказал: -- Наши женщины не
смогут научиться петь в такой странной манере.
Потом стали петь мужчины. Каждый певец выходил на середину поляны и
стоял там, обеими руками опираясь о лук. Иногда исполнителя сопровождал
друг, и тогда певец опирался рукой о плечо товарища. Особым успехом в тот
вечер пользовалась песня, спетая юношей Мокототери.
. Когда обезьяна прыгает с дерева на дерево, Я выпускаю в нее стрелу.
А вниз летят лишь зеленые листья.
Кружась, они ложатся у моих ног.
Мужчины Итикотери не ложились спать в свои гамаки, а беседовали и пели
с хозяевами всю ночь. Мы с женщинами и детьми спали в пустых хижинах у
главного входа шабоно.
Утром я досыта наелась ананасов и плодов папайи, которые принесла мне с
отцовских огородов девушка Мокототери. Мы с Ритими обнаружили их еще раньше,
когда ходили в кусты.