Мысль о "стратегии сочувствия", "технике духовности" ни в коей мере не должна внушать нам страха – они, несомненно, должны коренным образом отличаться от известных нам на сегодняшний день стратегий и техник более "низкого" порядка.

VI
Подобные влюбленные в свое дело люди имеют тенденцию отождествляться со своей "работой" (сливаться с ней или ее интроецировать), делать ее определяющей характеристикой своего Я. Работа становится частью их Я.

Если спросить у подобного самоактуализирующегося, влюбленного в работу человека: "Кто ты?", его ответ скорее всего будет указывать на его "призвание" – например, "Я юрист", "Я мать", "Я психиатр", "Я художник". Тем самым, такой человек сообщает, что свое призвание он отождествляет со своей самобытностью, своим Я. Оно становится определением всей его сущности, ключевой характеристикой этого человека.

Что будет, если его спросить: "Кем бы ты был, если бы не был ученым (летчиком, учителем)?". Или: "Что было бы, если бы ты не был психологом?". У меня сложилось впечатление, что такие вопросы вызывают у них замешательство, повергают их в задумчивость, то есть сходу на эти вопросы ответить они неспособны. Или же подобный вопрос может показаться им забавным и смешным. Ответ как правило, заключается в следующем: "Если бы я не была матерью, антропологом, промышленником, это была бы не я. Это был бы кто-то другой. Я не могу представить себя кем-то другим".

Подобная реакция сродни тому замешательству, которое вызывает вопрос типа "Что, если ты был бы женщиной, а не мужчиной?".

Из этого следует предположение, что самоактуализирующиеся личности, как правило, воспринимают свое призвание как определяющую характеристику своего Я, с которой они отождествляются, сливаются, сродняются. Оно становится неотъемлемой стороной бытия такого человека.

(Я не пробовал намеренно задавать такой вопрос менее самоосуществленным людям. Мне кажется, что вышеизложенное обобщение в меньшей степени справедливо для одних людей (для которых их работа несущественна), и что у других людей работа или профессия могут стать функционально автономными, то есть такой человек лишь юрист и не существует как личность вне этого определения.)

VII
Дело, которому они преданы, можно рассматривать как воплощение или их внутренних истинных ценностей (а не как средство для обеспечения существования вне работы или как функционально автономное образование). Человек любит дело (и интроецирует его) именно потому, что в этом деле воплощаются такие ценности. То есть, по сути, любимыми есть ценности, а не работа как таковая.

Если спросить этих людей, почему они любят свою работу (или, более конкретно, в чем заключаются моменты наивысшего удовлетворения от этой работы, что в этой работе искупает все связанные с ней заботы, каковы связанные с ней пиковые переживания или моменты), то многие полученные конкретные, специфические ответы будут перекликаться с утверждениями, приведенными и обобщенными в таблице 2.

Помимо этого, будет получено и немало "тупиковых" ответов, типа "Я просто люблю своего ребенка. Почему я его люблю? Люблю, вот и все" или "Мне просто нравится повышать производительность моего завода. Почему? Просто получаю от этого удовольствие". Пиковые переживания, внутреннее удовольствие, существенные достижения, каков бы ни был их масштаб, не нуждаются в оправданиях и объяснениях. Они служат подкреплением сами по себе.

Таблица 2

Мотивация и источники удовлетворения самоактуализирующихся людей,
достигаемые посредством работы или иным образом
(помимо удовлетворения базовых потребностей)
Радость от достижения справедливости.
Радость от предотвращения жестокости и эксплуатации.
Борьба с ложью и неправдой.
Они любят, чтобы добродетель была вознаграждена.
Им нравятся счастливые концовки, "хэппи-энды".
Они не терпят, когда торжествуют грех и зло, они не терпят, когда людям сходит это с рук.
Они стремятся, чтобы зло было наказано.
Они пытаются исправить плохое положение вещей.
Им нравится делать добро.
Они любят вознаграждать и поощрять талант, достоинство, добродетель.
Они избегают славы, известности, почета, популярности, публичности, или, по меньшей мере, не стремятся к ним. Так или иначе, все это не представляется им слишком важным.
Им не требуется, чтобы их любили все без исключения.
Они, как правило, сами выбирают для себя области приложения сил (которых обычно у них не так много), а не идут на поводу у рекламы, пропаганды, требований других.
Они обычно получают наслаждение от мира, спокойствия, тишины. Борьба, суматоха, война им чаще всего не по душе (они не борются ради самой борьбы), при этом они способны чувствовать себя комфортно в центре "борьбы".
К вещам они подходят скорее практично, разумно, реалистично. Они любят, когда их действия эффективны, и не выносят, когда они бесплодны.
Борьба для них не оправдывает жестокости, агрессивности, параноидальности, мании величия, авторитарности, бунтарства – они ведут ее во имя блага.