Но тут на его счастье снова вступил тот Стефан, что говорил раньше. Он так ликовал, смакуя, вероятно, новые злодейские планы, что Баудолино догадался: пред ним Стефан Агиохристофорит, злой гений Андроника, тот самый, кем был удавлен и обезглавлен молодой Алексей.

– Владыка, не пренебрегай адской чарой. Ты же сам видел на лбу отрока письмена, которых не было при жизни. Исаак Ангел труслив и ничтожен, но он ненавистник. Другие, еще ничтожнее и трусливее его, злоумышляли на жизни великих и смелых, подобных тебе, ежели, конечно, подобные бывали... Дай позволение! Ночью я арестую Исаака и вырву у него глаза своими руками, потом повешу на столбе твоих царских палат. Народу скажем, что было знамение Господне. Разумнее уничтожить того, кто еще не угрожает, чем оставить его в живых и дать возможность угрожать в будущем. Ударим же первыми!

– Ты стремишься использовать меня в интересах своей мести, – отвечал василевс. – Но возможно, что идя за злом, ты принесешь добро. Убери Исаака. Огорчительно только, – при этих словах он пронзил взором Зосиму так, что у того затряслись все члены, – огорчительно, что, расставшись с жизнью, Исаак не сможет подтвердить нам, что он действительно замышлял дурное, а следовательно, мы не узнаем, сказал ли нам правду этот монах. Но он, конечно, насторожил меня... А береженье лучше вороженья. Стефан, мы принуждены выказать ему признательность. Одели его тем, чего он просит. – Монарх жестом позвал за собой сопровождающих и вышел. Зосима бок о бок с волшебной купелью, по-видимому, медленно приходил в себя от ужаса, сковавшего члены.

–

– Агиохристофорит и точно ненавидел Исаака Ангела и, похоже, сговорился с этим Зосимой, чтоб накликать на Ангела немилость, – сказал Никита. – Вот только, теша свое озлобление, он не добром помог собственному владетелю, потому что, ты, верно, наслышан, тем самым ускоривал его кончину.

– Знаю, – в ответ Баудолино, – но, по совести говоря, в тот вечер я не так уж интересовался сутью наблюдаемых мной действий. Интересовался я исключительно тем, чтобы заполучить Зосиму себе в руки.

Отзвучали шаги царственного посетителя со свитой, Зосима шумно перевел дух. Действо, можно сказать, состоялось с успехом. Он тер ладони, и что-то вроде удовлетворенной улыбки играло на его лице. Вынув детскую отрубленную голову из купели, он вернул ее на прежнее место. Повернулся, окинул взором крипту и разорвал тишину диким хохотом, воздевая руки, истерически вопя: – Василеве в моей власти! И теперь мне не страшны даже мертвые!

Только он накричался, как вся компания друзей медленно вышла на свет. Иногда у заклинателя возникает чувство, что хотя он не верит в дьявола, дьявол почему-то поверил в него. Перед зрелищем сонма призраков, возникавших отовсюду, будто в Судный день, Зосима, хоть и был паяц, повел себя на редкость естественно. Он даже не пытался скрыть свои чувства. Он просто лишился их: рухнул в обморок.

Отошел он, когда Поэт облил его волшебной водой. Открыв глаза, он обнаружил перед своим носом Баудолино, и тот был страшнее, чем какой угодно несусветный выходец. В этот момент Зосиме стало ясно, что вовсе не пламена потустороннего ада, а воздаяние его вполне посюстороннего знакомца – вот что неотвратимо и ужасно ждет его в самом неотдаленном будущем.

– Только волею пославшего мя владыки, – поспешно выпалил он. – Да и ради тебя, для твоего же блага! Я ведь запустил повсюду твое письмо гораздо лучше, чем сумел бы ты сам...

Баудолино сказал: – Зосима, не стану преувеличивать... Волею посылающего мя владыки, я бы стер тебе задний проход в порошок. Однако поелику не желаю сильно пачкаться, то, как ты видишь, я воздерживаюсь. – И влепил ему такую заушину, чтоб закрутить голову Зосимы по крайней мере на два полных оборота.

– Я состою при дворе василевса. Только троньте мой волосок, и обещаю... – Поэт вцепился ему в волосы, подтащил лицо к огню, полыхавшему на закраине купели. Борода Зосимы задымилась.

– Вы сошли с ума, – старался Зосима вывернуться от Абдула и Гийота, заломивших ему за спину руки. Баудолино мощным подзатыльником прекратил пожар в бороде, ввергнув голову Зосимы в самую лохань и держа ее под водой до тех пор, пока злосчастный, позабыв свои муки от огня, не принял новую муку от воды, и чем больше он вертелся, тем сильнее захлебывался влагой.

– По этим замечательным пузырям, – вкрадчиво сказал Баудолино, вытаскивая того за волосы, – я вывожу гидромантическое предвестие, что этой ночью ты умрешь. Не с горелой бородой, так с горелыми пятками.

– Баудолино, – изнемогал Зосима в рвотных позывах, – Баудолино, мы же можем договориться по-людски... Дай мне откашляться, пожалуйста, я же не убегу, чего вам надо, столько на одного, нет у вас милосердия! Слушай, Баудолино. Я знаю, ты не захочешь мне мстить за стародавний миг слабости. Ты хочешь отыскать землю этого твоего пресвитера. Я говорил тебе, что верная карта находится у меня. Не плюй в колодезь...

– К чему ты клонишь, бандит? Кончай с поговорками!

– Хочу сказать, что убив меня, ты не получишь карту.