164), подчеркивая, что "удовольствие от текста -- это тот момент, когда мое тело начинает следовать своим собственным мыслям; ведь у моего тела отнюдь не те же самые мысли, что и у меня" (цит. по переводу Г. Косикова, 10, с. 474).

Как мы уже видели, рассуждения об "эротическом теле" применительно к проблемам литературы или текста были топо- сом -- общим местом во французском литературоведческом постструктурализме. Во французской теоретической мысли ми- фологема тела была и ранее весьма значимой: достаточно вспомнить хотя бы Мерло-Понти, утверждавшего, что "очагом смысла" и инструментом значений, которыми наделяется мир, является человеческое тело (315). То, что Барт и Кристева постулируют в качестве эротического тела, фактически пред- ставляет собой любопытную метаморфозу "трансцендентального эго" в "трансцендентальное эротическое тело", которое так же внелично, несмотря на все попытки Кристевой "укоренить" его в теле матери или ребенка, как и картезианско-гуссерлианское трансцендентальное эго.

Может быть, поэтому самым существенным вкладом Барта в развитие постструктурализма и деконструктивизма стала не столько предложенная им концепция текстового анализа, сколь- ко его последние работы. Именно в этих работах была создана та тональность, та эмоционально-психологическая установка на восприятие литературы, которая по своему духу является чисто постструктуралистской и которая во многом способствовала особой трансформации крити- ческого менталитета, поро- дившей деконструктивистскую генерацию литературоведов.

"ТЕКСТ - УДОВОЛЬСТВИЕ\ТЕКСТ - НАСЛАЖДЕНИЕ"

Именно благодаря этим работам постструктуралист- ская терминология обогати- лась еще одной парой весьма популярных понятий: "текст- удовольствие /текст-наслаж- дение". Хотя здесь я их графически представил в виде двух- членной оппозиции, это не более чем условность, отдающая дань структуралистскому способу презентации, ибо фактически они во многом перекрывают Друг друга, вернее, неотделимы друг от друга как два вечных спутника читателя, в чем Барт сам признается со столь типичной для него обескураживающей откровенностью: "в любом случае тут всегда останется место для неопределенности" (цит. по переводу Г. Косикова, 10, с. 464). Тем не менее, в традиции французского литературоведческого постструктурализма между ними довольно четко установилась грань, осмысляемая как противопоставление lisible/illisible, т. е. противопоставление традиционной, классической и авангардной, модернистской литератур (у Барта эта оппозиция чаще встреча- лась в формуле lisible/scriptible), которому Барт придал эроти- ческие обертоны, типичные для его позднем манеры: "Текст- удовольствие -- это текст, приносящий удовлетворение, запол- няющий нас без остатка, вызывающий эйфорию; он идет от культуры, не порывает с нею и связан с практикой комфорта- бельного чтения. Текст-наслаждение -- это текст, вызывающий чувство потерянности, дискомфорта (порой доходящее до тоск- ливости); он расшатывает исторические, культурные, психологи- ческие устои читателя, его привычные вкусы, ценности, воспоминания, вызывает кризис в его отношениях с языком" (там же, с. 471).

В конечном счете речь идет о двух способах чтения: пер- вый из них напрямик ведет "через кульминационные моменты интриги; этот способ учитывает лишь протяженность текста и не обращает никакого внимания на функционирование самого язы- ка" (там же, с. 469-470; в качестве примера приводится твор- чество Жюля Верна); второй способ чтения "побуждает смако- вать каждое слово, как бы льнуть, приникать к тексту; оно и вправду требует прилежания, увлеченности... при таком чтении мы пленяемся уже не объемом (в логическом смысле слова) текста, расслаивающегося на множество истин, а слоистостью самого акта означивания" (там же, с. 470). Естественно, такое чтение требует и особенного читателя: "чтобы читать современ- ных авторов, нужно не глотать, не пожирать книги, а трепетно вкушать, нежно смаковать текст, нужно вновь обрести досуг и привилегию читателей былых времен -- стать аристократиче- скими читателями" (выделено автором -- И. И.) (там же).

Перед нами уже вполне деконструктивистская установка на "неразрешимость" смысловой определенности текста и на свя- занную с этим принципиальную "неразрешимость" выбора чита- теля перед открывшимися ему смысловыми перспективами тек- ста, -- читателя, выступающего в роли не "потребителя, а про- изводителя текста" (Барт, 89, с. 10): "Вот почему анахроничен читатель, пытающийся враз удержать оба эти текста в поле своего зрения, а у себя в руках -- и бразды удовольствия, и бразды наслаждения; ведь тем самым он одновременно (и не без внутреннего противоречия) оказывается причастен и к культуре с ее глубочайшим гедониз- мом (свободно проникающим в него под маской "искусства жить", которому, в частности, учили старинные книги), и к ее разрушению: он испытывает радость от устойчивости собствен- ного я (в этом его удовольствие) и в то же время стремится к своей погибели (в этом его наслаждение). Это дважды расколо- тый, дважды извращенный субъект" (10, с.