Вполне понятно, что в этой перспективе понятие "власти" принципиально не могло в себе нести однозначно отри- цательного смысла; более того, со временем позитивное значение "власти" у Фуко стало возрастать, особенно когда французский ученый попытался с ее помощью обосновать возможность сво- боды субъекта. В принципе в восприятии Фуко, как его отдель- ных концепций, так и всего его "учения" в целом, всегда преобладал политизированный аспект. Подобной тенденцией в вос- приятии идей Фуко объясняется критика его концепции Са- рупом: "Фуко дает позитивную характеристику власти, но если эта концепция должна иметь критически политическую направ- ленность, то должен быть какой-то принцип, сила или сущность, с чем эта "власть" борется или что она подавляет, и освобожде- ние от гнета которого полагается желательным. Однако он не счел необходимым сказать нам, что именно подавляет современ- ная власть, собственно против чего направлена власть в совре- менных условиях. Поскольку Фуко не может определить, про- тив чего действует власть, то его теория власти теряет всю свою объяснительную содержательность" (350, с. 165),

Проблема заключается в том, что "власть" как проявление стихийной силы бессознательного "принципиально равнодушна" по отношенню к тем целям, которые преследуют ее носители, и может в равной мере служить как добру, так и злу, выступая и как репрессивная, подавляющая, и как высвобождавшая, эман- сипирующая сила. Наиболее последовательно этот процесс поля- ризации "власти" был разработан Делезом и Гваттари. Но по- добное политическое прочтение Фуко, стремление обязательно обнаружить у него политическое измерение, неизбежно обедняет концептуальный потенциал теоретической мысли французского ученого, искажая смысл его идей.

Надо всегда иметь в виду, что понятие власти не носит у Фуко равнозначно негативного смысла, оно скорее имеет харак- тер фатальной неизбежности. Правда, позитивное толкование власти было им сформулировано позднее, во второй, по класси- фикации Автономовой, его период. Как пишет в связи с этим Саруп, "его работы 1960-х гг. фокусировались на проблемах языка и конструирования субъекта в дискурсе. Индивидуальный субъект был пустой сущностью, пересечением дискурсов. В более поздних работах Фуко перешел с позиции лингвистиче- ской детерминированности на ту точку зрения, что индивиды конституируются властными отношениями" (350, с. 81).

Насколько взгляды Фуко изменились в этом плане на ру- беже 70-х -- 80-х гг., свидетельствует два его интервью. В интервью 70-х гг. на вопрос: "если существуют отношения сил и борьбы, то неизбежно возникает вопрос, кто борется и против кого?", он не смог назвать конкретных участников постулируе- мой им "борьбы": "Эта проблема занимает меня, но я не уверен, что на это есть ответ". Интервьюер, исходя из сложившейся традиции воспринимать Фуко как "политизированного пост- структуралиста", продолжал настаивать на своем: "Так кто же в конце концов является теми субъектами, что противостоят друг другу?" В то время у Фуко был на это лишь "предположительный" ответ: "Это только гипотеза, но я бы сказал, что зто все против всех. Нет непосредственно данных субъектов борьбы: с одной стороны -- пролетариат, с другой буржуазия. Кто против кого борется? Мы все сражаемся друг с другом. И всегда внутри нас есть нечто, что борется с чем-то другим" (197, с. 207-208).

В последней фразе, на мой взгляд, и заключается ответ: фактически понятие "власти" у Фуко несовместимо с понятием "социальной власти"; это действительно "метафизический прин- цип", о котором с недоумением пишет Саруп, и, будучи амбива- лентным по своей природе и, самое главное, стихийно неупоря- доченным и сознательно неуправляемым, он, по мысли Фуко, тем самым "объективно" направлен на подрыв, дезорганизацию всякой "социальной власти".

В послесловии к сборнику своих статей 1982 г. Фуко под- вел итоги своей двадцатилетней работы, что в общей перспекти- ве его творчества выглядит скорее как глобальный пересмотр прежних позиций: "Прежде всего я хотел бы сказать о том, что было целью моей работы на протяжении последних двадцати лет. Она заключается не в том, чтобы анализировать феномены власти или чтобы создать основу для подобного анализа.

Напротив, моя задача состояла в том, чтобы создать исто- рию различных модусов, посредством которых человеческие существа становились в нашей культуре субъектами. Моя работа касалась трех видов модусов, трансформирующих человеческие существа в субъекты.

Первый представляет собой те модусы исследования, кото- рые пытаются придать себе статус наук; например, объективи- зация говорящего субъекта в grammaire generale, филологии и лингвистике. Или еще, в этом же модусе, объективизация про- изводительного субъекта, субъекта, который трудится, при ана- лизе материальных ценностей и экономики.

Или, третий пример, объективизации простого факта физи- ческого существования в естественной истории или биологии.

Во второй части моей работы я исследовал процесс объек- тивизации субъекта в том, что я называю "разделяющими прак- тиками".