(308) и у Терри Иглтона в его "Критике и идеологии" 1976 г. (167а). "Шизоанализ" как раз и относится к подобному роду "фантасциентем", столь популярных в это время, где действие бессознательного желания мыслилось как акт "производства", реализующего себя через посредство машин желания , оказывающихся, в конечном счете, деиндиви- дуализированными субъектами, безличностными медиумами, через которые в этот мир просачивается бессознательный мир желания.

При том, что аналогичное понимание "мира желания" раз- делялось в то время многими постструктуралистскими теорети- ками, свойственный "шизоанализу" дух "глобального разруши- тельства" и "всеобщего разоблачительства", порожденный атмо- сферой социальной нестабильности, ко второй половине 70-х гг. заметно утратил свой воинственный пафос "анархиствующей концептуальности" и приобрел более спокойные формы академи- ческой рефлексии, тем более, что в западном обществе все за- метнее обозначалась консервативная тенденция. В этой атмо- сфере "шизоанализ" стал казаться слишком радикальной кон- цепцией, чтобы пользоваться популярностью в академических кругах, прежде всего в США. Несомненно, "шизоанализ" был в свое время влиятельной концепцией, но в последствии он оказался на периферии интересов теоретиков постструктурализ- ма.

Можно сказать, что "Анти-Эдип" Делеза и Гваттари, по- добно "Революции поэтического языка" Кристевой, предлагает пессимистическую картину человеческого бытия с точки зрения взаимоотношения человека с бессознательным и обществом, которое воспринимается исключительно в облике своих репрес- сивных институтов, в первую очередь государства. Человек оказался зажат между молотом и наковальней слепой, одновре- менно созидательной и разрушительной силой бессознательного и репрессивностью государства. (Собственно, даже и репрессив- ность как таковая есть порождение все той же мистической силы либидо.)

Возможно, у Кристевой, по сравнению с Делезом, несмотря на явно более усложненный язык, все более четко оговорено и образно наглядно; тем не менее сходство основных предпосылок и общей направленности мысли просто поразительно. Психосек- суальная энергия либидо у обоих ученых предстает как извер- жение лавы, потоки которой, все сокрушая на своем пути, осты- вая, затвердевают и образуют естественную преграду своему дальнейшему излиянию и продвижению. Чтобы освободить себе путь, потоки лавы должны взломать, взорвать застывшую кор- ку. Либидо порождает либо взрывную деструктивную энергию, разрушающую общественные и государственные институты вла- сти, господства и подавления, либо "косные" социальные и се- миотические системы, действующие как цепи -- символы ду- ховного рабства индивида и его сознания. Однако в любом случае провозглашается господство иррационализма: придержи- ваться законов здравого смысла, руководствоваться разумом так же безрассудно, как и быть художником-безумцем и своим творчеством бросать вызов государству или обществу, поскольку в "больном" мире, в "больной цивилизации" и филистер, и бун- тарь в равной мере больны, в равной мере являются "со- циальными извращенцами" и один из них так же неизбежно обречен на паранойю, как второй на шизофрению.


"ЖЕЛЕНИЕ"

Одной из самых влия- тельных концепций современ- ной западной мысли стало многозначное понятие "жела- ния". Оно проделало долгий и весьма извилистый путь от чисто сексуального влечения (либидо) Фрейда до основного импульса, внутреннего двигателя всего общественного развития. В этом понятийном конструкте, частично являющемся наследни- ком "первичных процессов", т. е. деятельности ид, как это сформулировал в свое время Фрейд, воплощено иррациональное представление о движущих силах современного общества, где желание, лишенное чисто личностного аспекта сексуальных по- требностей отдельного индивида, приобретает характер "сексуальной социальности"-- надличной силы, стихийно, ир- рационально и совершенно непредсказуемо трансформирующей общество.

Тот факт, что Барт, Кристева, Делез, Гваттари, Лиотар, а также, хотя и в меньшей степени, Деррида практически одно- временно разрабатывали проблематику "желания", свидетельст- вует о том, что она не определенном этапе развития постструк- туралистской мысли превратилась в ключевой для нее вопрос, от решения которого зависело само существование постструктура- лизма как доктрины. Если отойти от частностей, то самым глав- ным в этих усилиях по теоретическому обоснованию механизма "желания" было стремление разрушить, во-первых, сам принцип структурности как представление о некоем организующем и иерархически упорядоченном начале, которое, по своем образу и подобию, систематизирует социальную жизнь человека, а во- вторых, и одну из самих влиятельных структур современного западного сознания -- фрейдовскую структуру личности, ибо "желание" мыслится как феномен, "категориально" противо- стоящий любой структуре, системе, даже "идее порядка". Как выразился Гваттари на характерном для него языке, "желание -- это все, что существует до оппозиции между субъектом и объектом, до репрезентации и производства"; "желание не явля- ется чем-то получающим или дающим информацию, это не ин- формация или содержание.