Эманоловление – это когда вдали от суеты, в тишине гнозиса вытягиваешь из себя нечто новое. Оно, конечно, не по воле – дай, думаешь, вытяну, – но и не против воли – не хочешь, а само напирает, однако вкупе как-то происходит: ты хочешь творить, и вдохновение приходит и распирает ум, душу и сердце. Распирает, но ведь не оформляется само собою: твоя задача – уловить и выформить. Но если не придёт – сколько ни лови, не выловишь.

В связи с этим, и при всём равнодушии Канта к восимболированию, позволю себе дерзость интерпретировать его взгляды на творчество как на эманоловление. Правда, с одной оговоркой: Кант преувеличивал значение улавливания природных эманаций и принижал субъектно-самодеятельные эманации. «…Гений 1) есть талант создавать то, для чего не может быть дано определенное правило… таким образом, главным его качеством должна быть оригинальность. 2) Поскольку возможна и оригинальная бессмыслица, продукты гения должны быть одновременно образцом, то есть служить примером… 3) Гений сам не может описать или научно обосновать, как он создает свое произведение – он дает правила подобно природе; поэтому создатель произведения, которым он обязан своему гению, сам не ведает, как к нему пришли эти идеи, и не в его власти произвольно или планомерно придумывать их и сообщать другим людям в таких предписаниях, которые позволили бы им создавать подобные произведения» [7].

2. Символ ноэмы
Ноэматическая эстетика преодолевает один великий предрассудок (не разрушаемый, на мой взгляд, и эстетикой Канта), полагающий, будто творчество созидает нечто из ничто. Творчество созидает нечто не из ничто, а из символа ноэмы.

Если смотреть на дело традиционно, то действительно: не было, к примеру, портрета Моны Лизы, мастер взял в руки кисть и… вот портрет есть. Другими словами, есть нечто, а до этого – его «есть» не было, было «ничто». Следовательно, из ничто сотворена «Джоконда».

Если смотреть на дело ноэматически, то тогда всё не так тривиально. Есть портрет Моны Лизы, ему соответствует ноэма N1. Есть идея этого произведения, ему соответствует ноэма N2. Ноэма N1 до портрета не существовала: она возникла, становилась и стала вместе с сотворением произведения. А вот ноэма N2 существовала и до произведения (в воображении творца или в культурной ауре), затем развивалась вместе с сотворением произведения и, наконец, после его написания продолжает развиваться и становиться как отражение жизни произведения в пластах той же культуры. Ноэма N1 – нечто ставшее, закостеневшее (ни один мазок к своему творению Леонардо да Винчи уже не добавит) и вечное, если, конечно, не исчезнет само произведение. Ноэма N2 – нечто становящееся, развивающееся (и после смерти творца, и даже если само произведение будет уничтожено).

Но этого мало. Существует ещё ноэма N3 – образ творческого процесса или идея сотворения произведения, схема творческого порыва и устремления к воплощению N2 в N1. Если не будет ноэмы N3, то не будет и произведения. Иначе, к примеру, встал алкоголик Сидоров из канавы, да и, схвативши в руки кисть, ни с того ни с сего сотворил с похмелья портрет Моны Лизы. Такого не бывает. И не потому, что не причудится в пьяных грёзах алкоголику Сидорову идеальный образ, а потому, что Сидоров не мастер: нет у него понятия творчества, интенции творить, вот и не сотворит он из ничто нечто.

Если ноэма N1 отсутствует до начала творчества, затем становится и достигает вершины в законченном произведении, а ноэма N2 – беспрерывная прямая вверх, то ноэма N3 (для конкретного произведения) у верха (как это ни странно) до начала творчества располагается, а в момент творчества теряет свои потенции, переводя их в произведение, и с его завершением исчезает:

N2

N1



N3

время

Произведение – это и продукт, и символ творческого процесса: символ 1) становящейся идеи (N2), 2) эманирующего творческого настроя (N3) и 3) застывшего эманоловления (N1).

В данной концепции творчества важно то, что символ ноэмы существует (складывается и волнует дух) до самого произведения, до творческого порыва и даже в каком-то смысле, поскольку та виртуальна, до идеи произведения – в априорно-трансцендентальных глубинах воображения. Таким образом, и получается, что творение созидается не из ничто, а из символа ноэмы и заключается не в созидании чего-то не бывшего, а в инверсии его в ноэму символа.

Творение творится из символа ноэмы – спонтанно и синтетически. Если нет символа, если он ещё не сложился, то и творению вытвориться и сложиться не из чего.