Только вывеска. Тайна-то была не у них.

– Бедные масоны.

– Прогресс требует жертв. Согласитесь, однако, что нам удается даже доказать имманентную рациональность истории.

– Рациональность истории есть результат удачного переписывания Торы, – сказал Диоталлеви. – Хвала Всевышнему за то, что ниспосылает нам удачу, и да будет хвалим до скончания времен.

– Да будет, – согласился Бельбо. – Что же мы имеем? Бэкониане завладели аббатством Сен-Мартен-де-Шан, франко-германское неотамплиерство развалилось на мириады различных сект... А мы до сих пор не придумали, в чем же состоит тайна.

– Пора бы вам придумать, – сказал Диоталлеви.

– Вам? Мы все, и ты, дорогой, по уши в этой истории, и если не выпутаемся из нее с честью – опозорены навеки.

– Перед кем?

– Перед историей, перед судом Истины.

– Quid est veritas[110 - Что есть истина? – (лат.).]? – спросил Бельбо.

– Мы, – отвечал я.




77


Есть трава, которая называется Чертогонною у Философов. И доказано, что лишь ее семенем изгоняются дьяволы и их наваждения. Была трава дана некоей юнице, которую ночами беспокоил дьявол, и трава обратила дьявола к бегству.

     Иоанн Рупескиоса, Трактат о пятой сущности /Johannes Rupescissa. Tractatus de quinta essentia, II/

В последующие дни я забросил План. Беременность Лии подходила к сроку и я, когда мог, старался быть с нею. Лия меня успокаивала – говорила, что еще рано, еще не время. Она посещала курсы подготовки к родам, я как мог вникал в смысл ее упражнений. Лия отвергла возможность, предоставляемую чудодейственной наукой, узнать заранее пол младенца. Пусть это будет неожиданностью. А я думал: пусть будет, как она хочет. Я касался ее живота, не пытаясь представить себе, что в нем находится и что выйдет из него на свет божий. Мы решили называть его Оно.

Единственное, что я пытался – определить собственную степень участия. – Ведь Оно и мое тоже, – говорил я Лии. – Что же, я буду как в кино, шагать взад и вперед по коридору, прикуривая сигарету от сигареты?

– Пиф, только это и остается. На определенном этапе действовать позволяется только мне. Ты еще и некурящий... как быть с тобой, просто не знаю.

– Как же быть со мной?

– Тебя следует привлекать как до, так и после. После, в частности, ты сможешь взяться за его воспитание, тем более если это мальчик. Ты будешь лепить его по своему подобию, создавать у него хороший эдипов комплекс, когда настанет момент – с улыбкой подчинишься ритуальному отцеубийству, не будешь разводить трагедию, в нужную минуту приведешь его в свой занюханный офис, покажешь свои карточки, верстку необыкновенных приключений металлов и скажешь: сын мой, придет день, когда все это станет твоим.

– А если девочка?

– Скажешь: дочь моя, в один прекрасный день все это перейдет к твоему балбесу мужу.

– А каким образом меня можно использовать «до»?

– Ты будешь считать время. Дело в том, что от схватки до схватки проходит определенное время и тут важно не сбиться, потому что по мере того, как сокращаются интервалы, приближается срок. Будем считать вместе, ты будешь задавать ритм. Как гребцы на каторжных галерах. Раз-два-взяли, мы вместе будем помогать, чтобы Оно вылезло из своей темноты на свет божий. Бедняга-бедняга. Сидит себе спокойно, насосалось соков как спрут, все ему бесплатно, и вдруг битте-дритте, пожалуйте рожаться, оно вытаращит глаза и заорет: куда это я попало?

– Не такое уж бедняго. Оно еще господина Гарамона не видело... Давай попробуем посчитать.

Мы взялись за руки в темноте. Считая вслух, я в то же время думал: Оно, родившись, оправдает всю глупую болтовню одержимцев. Бедные одержимцы целыми ночами разыгрывали химические свадьбы, ломали голову, удастся ли породить восемнадцатикаратное золото и окажется ли философский камень ляписом экзиллисом, несчастным глиняным Граалем, а мой Грааль – вот он, почти получен из драгоценного Лииного горнила.

– Вот-вот, – кивала Лия, держа руку на своем круглом горячем сосуде, – тут и настаивается заложенное тобой прекрасное сырье. Твои алхимики что говорят на этот счет, что происходит в посудине?

– Там клокочут меланхолия и сернистая земля, черный свинец и сатурново масло бурлят в темном чреве – это Стикс: размягчение, томление, перетирание, разжижение, смешивание, налитывание, затопление. Унавоженная почва, зловонная могила...

– Что они, все импотенты? Не знают, что там прячется «бело-розовое диво, и пречисто, и красиво»?

– Нет, они это учитывают, но твой живот для них всего лишь метафора, передающая тайну...

– Не существует никакой тайны, Пиф. Известно во всех деталях, как формируется Оно со всеми лапками, глазками, печеночками, селезеночками...

– Господи, сколько должно быть печенок. Оно что – ребенок Розмари?

– Это я для красного словца. Но вообще мы должны быть готовы принять Его даже если Оно двухголовое.

– Еще бы. Я научу обе головы играть дуэты для тромбона и кларнета... Хотя нет, необходимы четыре руки, а это чересчур. С другой стороны, какой вышел бы пианист! Брр.