Ж. Дюшоссуа, Бэкон, Шекспир или Сен-Жермен? /J. Duchaussoy, Bacon, Shakespeare ou Sain-Germain.? Paris, La Colombe, 1962, p. 122/

В том, что в последующие дни Якопо Бельбо кинулся читать самым запойным образом исторические работы, относившиеся ко времени тамплиеров, сомневаться не приходится. Потом он поделился с нами выводами, пересказал голую суть своих пестрых фантазий, и мы обнаружили для себя немало полезных рабочих гипотез. Теперь, однако, я знаю, что он писал на Абулафии гораздо более сложную повесть, и в ней лихорадочная пляска цитат переплеталась с его собственной личной мифологией. Получив возможность перетасовывать фрагменты чужой жизни, он наконец почувствовал, что способен описать, под этим прикрытием, собственную. Нам он об этом файле ни разу не говорил.

Мы же об этом ничего не знали. И меня гложет сомнение: то ли он, собравшись с духом, экспериментировал со своими возможностями использовать вымысел, то ли, подобно сатанисту, отождествлял себя с Великой Историей, которую выворачивал наизнанку.



Имя файла: странный кабинет доктора Дии



Я уже давно забыл, что являюсь Талботом. Во всяком случае, с тех пор, как решил называться Келли. По правде, я лишь подделал документы, как, впрочем, и все. Люди королевы беспощадны. Чтобы скрыть мои бедные обрезанные уши, я вынужден носить черную ермолку, и все бормочут, что я – маг. Ну и пусть. Такая известность приносит доктору Дии процветание.

Я поехал к нему в Мортлейк. Он как раз изучал какую-то карту. Дьявольский старец и не подумал выйти за пределы общих фраз. Зловещие молнии в лукавых глазах, костистая рука, гладящая козлиную бородку.

– Это манускрипт Роджера Бэкона, – сообщил он – Мне его одолжил император Рудольф II. Вам известна Прага? Советую побывать в этом городе. Там вы смогли бы обнаружить нечто, что изменило бы вашу жизнь. Tabula locorum rerum et thesaurorum absconditorum Menabani...

Я бросил беглый взгляд на образец транскрипции тайного алфавита. Но доктор тут же спрятал манускрипт под кипой других пожелтевших листов. Жить во времени и в среде, где каждый листок, даже если он только что – с бумажной фабрики, желтеет!

Я показал доктору Дии некоторые пробы пера, в основном мою поэзию, посвященную Dark Lady. Сияющее изображение из моего детства, темное, ибо поглощено мраком времени и ускользает от меня. И моя трагическая импровизация, история Лимонадного Джо, который возвращается в Англию в свите сэра Уолтера Ролея и находит отца убитым братом по кровосмешению. Белена.

– Фантазии вам не занимать, Келли, – сделал вывод Дии, – и вы нуждаетесь в деньгах. Есть юноша, кровный сын человека, имя которого я не смею произнести даже мысленно... так вот, этот юноша мечтает о славе и чести. Он страдает от недостатка способностей, и вы, оставаясь в укрытии, будете его душой. Пишите и живите в тени его славы; только вы и я будем знать, что эта слава принадлежит вам, Келли.

Итак, я многие годы провел над составлением сюжетов, которые королева и вся Англия приписывали этому бледному молодому человеку. If I have seen further it is by standing on ye sholders of a Dwarf. Мне было тридцать лет, и никто меня не убедит, что это наилучший период жизни.

– Вильям, – сказал я ему, – отрасти волосы, чтобы закрыть уши, это тебе больше идет.

У меня был план (подстроиться под него?). Можно ли жить, ненавидя Потрясателя копьем, если сам являешься таковым? That sweet thief which sourly robs from me.

– Спокойно, Келли, – говорил мне Дии, – возвеличиваться, оставаясь в тени, – это привилегия тех, кто готовится покорить мир. Кеере a Lowe Profyle. Вильям будет одним из наших обличий.

И он открыл мне – ох, только частично – правду о Космическом Заговоре. Тайна тамплиеров!

– А место? – спросил я.

– Ye Globe.

Я уже давно ложился спать с петухами, но однажды в полночь, копаясь в личной шкатулке Дии, я обнаружил формулы и хотел призвать ангелов, как это делал он во время полнолуния. Дии нашел меня свалившимся в самом центре круга Макрокосма; я чувствовал себя так, словно меня отстегали кнутом. На лбу – пятиконечная звезда Соломона. Теперь я должен еще больше натягивать на глаза свою ермолку.

– Ты еще не знаешь, как это делать, – рассвирепел Дии. – Не лезь сюда, а то я прикажу вырвать тебе ноздри. I will show you Fear in a Handful of Dust...

Он поднял костлявую руку и произнес страшное слово: Гарамон! Мне казалось, что меня сжигает внутренний огонь. Я убежал (в ночь).

Потребовался целый год, чтобы Дии простил меня и посвятил мне свою Четвертую Книгу Тайн, «post reconciliationem kellianam».

Этом летом меня поглотила страсть к абстракции. Дии вызвал меня в Мортлейк, кроме меня там были Вильям, Спенсер и аристократического вида молодой человек с бегающим взглядом, Фрэнсис Бэкон. Не had a delicate, lively, hazel Eie. Doctor Dee told me it was like the Eie of a Viper. Дии открыл нам часть правды о Космическом Заговоре. Речь шла о встрече в Париже франкского крыла тамплиеров и соединении обеих частей карты.