В силу того, что каждый человек обладает уникальным духовным опытом, справедливо ли полагать, что можно вывести определенный опыт, характерный для целых групп распадающегося общества? Если бросить взгляд назад, то мы заметим, что все четыре рассмотренных альтернативных пути – пассивное удаление и активный самоконтроль, пассивное безразличие и активное чувство греха – наличествуют как среди представителей правящего меньшинства, так и в среде пролетариата. С другой стороны, когда мы приближаемся к анализу путей поведения и чувства в общественной сфере, нам следует провести четкое различие между пассивной и активной парами. Два пассивных социальных феномена – одержимость бездельем и чувством промискуитета [[493] - Промискуитет (от лат. promiscuus – «общий») – в узком смысле гипотетическая стадия в истории рода и семьи, когда отсутствовали какие-либо нормы семейно-брачных отношений (отвергается большинством исследователей); в широком – беспорядочные отношения между полами; в терминологии А. Тойнби – беспорядочное смешение культур.] – сначала появляются в массах пролетариата, а затем распространяются на ряды правящего меньшинства. Два активных социальных феномена – тяга к мученичеству и поиск солидарности – сначала появляются в рядах правящего меньшинства, а затем распространяются на массы пролетариата. Наконец, если мы рассмотрим четыре альтернативы жизненного пути, то увидим, что здесь, напротив, пассивная пара ближе правящему меньшинству, а активная – пролетариату. Архаизм и отшельничество захватывают ряды правящего меньшинства, и если архаизм способен найти последователей среди внешнего пролетариата, то он никогда не принимается внутренним, а отшельничество чуждо как внутреннему, так и внешнему пролетариату. С другой стороны, футуризм и преображение характерны для рядов пролетариата. Распространяясь из этого исходного пункта, футуризм вербует своих неофитов из правящего меньшинства, подбирая озадаченных и разочарованных последователей архаизма, так и не достигших спасения на своем пути. Преображение же рождает чудо в каждой человеческой душе, пробужденной в настоящем, ради грядущего Града Божия.




Отшельничество и аскетизм



Частными проявлениями отшельничества и аскетизма являются случаи, которые, возможно, трудно идентифицировать, потому что эти формы индивидуального проявления личности можно обнаружить в любых социальных условиях. В жизни примитивных обществ, например, с ее циклическим ритмом два противоположных настроения – оргизм и аскетизм – выступают как сменяющие друг друга в зависимости от времени года и формы племенных обрядово-ритуальных актов. Эти же два настроения можно наблюдать в их гармонии, хотя и в более скрытом виде, в жизни цивилизаций в эпоху их роста; на этой ступени их взаимодействие представляется творческим. И лишь когда мы подходим к исследованию цивилизаций в стадии распада, обнаруживается, что эти пути личного поведения, будучи по-прежнему характерными для общества, находятся теперь в антагонизме и нарушают некогда гармоничное движение.

В истории распадающейся цивилизации феномен отказа как избранный личностью путь поведения не следует, конечно, путать или сравнивать с состоянием полной деморализации и инверсией сословий, ролей и ценностей, что является всего лишь внешними, хотя и наиболее яркими, признаками процесса надлома и распада. Отказ есть нечто большее, чем просто отказ от деятельности. Это состояние ума, в котором антиномичность принимается как таковая – сознательно или бессознательно, в теории или на практике – и служит заменой творчеству.

Бегство от мира в его внутреннем духовном смысле выступает наиболее определенно, если рассматривать его наряду с альтернативным ему путем аскезы как иную форму замены творчества, также характерную для эпохи социального упадка.

В эллинское смутное время, например, в первом поколении после надлома путь отшельничества и аскезы ярко представлен платоновскими образами Алкивиада и Сократа в «Пире» и Фрасимаха и Сократа в «Государстве». Алкивиад, раб собственных страстей, на практике выбирает отказ. Фрасимах, защитник фаустовского динамизма, склоняется к тому же в теории [[494] - И Алкивиад (ок. 450-404 до н.э.), и Фрасимах своим поведением нарушали привычные нормы полисного бытия.]. В последующей эллинской истории эти две линии самовыражения свелись к принципу «жить в гармонии с естеством».

С одной стороны, эта добродетель «жизни по естеству» принималась вульгарными гедонистами, которые прикрывались именем Эпикура, чем лишь дискредитировали его. Поэтому они и были подвергнуты осуждению со стороны эпикурейского поэта Лукреция, подлинного последователя своего учителя.

С другой стороны, мы видим, как санкция «жизни по естеству» находит свое воплощение в грубой литературной практике и примитивной аскезе киников и в более утонченной философии стоиков.

Меланхолия стоического мировоззрения выразилась в размышлениях императора-философа Марка Аврелия, но эта философия уже не могла удовлетворить потребности людей, на плечи которых ложилась тяжесть распадающегося мира.