Пытаясь проникнуть в духовные глубины, которые вполне могут оказаться недоступными для зондирования, начнем с установления различий между отделением и преображением, с одной стороны, и архаизмом и футуризмом – с другой, а затем рассмотрим, насколько и в чем отделение (отшельничество) отличается от преображения.

Преображение и отделение отличаются от футуризма и архаизма подлинной переменой в духовном климате, а не просто переносом во времени (вспомним, что частная форма переноса поля действия из макрокосма в микрокосм была определена нами как критерий роста цивилизации). В каждом случае конечная цель движения – умозрительное царство, представляющееся идеалом, – обнаруживается либо в прошлом, либо в будущем, но в обоих случаях – на земле. Эта общая земная основа, пожалуй, единственная точка соприкосновения.

Образ жизни, который зачастую называют отшельническим, имеет много и других названий. В распадающемся эллинистическом мире стоики выбирали состояние «неуязвимости» (? ? ? ? ? ? ? [[прим101] - Греческое слово ? ? ? ? ? ? ? («апатейя») следует отличать от однокоренного ему слова «апатия», так как последнее обозначает потерю «чувственности», тогда как «неуязвимость» – это определенное духовное состояние, для которого характерна героическая суровость, и оно требует весьма интенсивной тренировки.]). Эпикурейцы удалялись в состояние «невозмутимости» (? ? ? ? ? ? ? ?). Распадающийся индский мир побуждал буддистов удалиться в состояние «неизменности» (асамскрата) или «неподвижности» (нирвана), где нет ни ветра, ни огня. Положительное содержание понятия «нирвана» еще труднее для понимания, чем соответствующие эллинистические аналоги, ибо самые авторитетные его толкования так и не проясняют вопроса. Однако положительное понимание отшельничества, может быть, не только не нужно, но даже и излишне; ибо все четыре приведенных выше названия этого состояния – два греческих и два санскритских – не случайно имеют отрицательные префиксы, так как именно эта отрицательность и является сущностью подобного образа жизни.

Этот образ жизни уводит от Мира сего; цель его – обрести убежище. И именно уход из посюстороннего Мира наиболее привлекателен для человека, избравшего этот путь. Философ-отшельник сознательно налагает на себя многочисленные ограничения и подчиняет себя жесткой дисциплине, считая это путем к духовному самосовершенствованию. Импульс, движущий им, есть импульс отказа, а не импульс стремления. Философ видит в успешном удалении от Мира сего истинную и высшую цель Человека. Эллинские философы изображали состояние освобожденного мудреца как состояние блаженного созерцания (? ? ? ? ? ?) [[492] - ? ? ? ? ? ? – отсюда наше «теория» – букв. «видение», «зрелище».] Это и интеллектуальная радость восхищения совершенной геометрической фигурой, и наслаждение от наблюдения за круговращением светил, и эмоциональное блаженство от экстатического союза с божественной стихией Вселенной. Платон первым продемонстрировал достоинства этих ценностей. Однако в притче о Пещере Платон не отрекается полностью от радостей земных, за что и упрекает его Плотин, отвергая платоновское желание вернуться из мира иного в мир сей; а Сиддхартха Гаутама безоговорочно считает, что если удалось порвать с этим миром, то не может быть и речи о возвращении в него.

Непознаваемая и нейтральная нирвана, или «град Зевса», как философская цель движения отшельничества представляет собой полную антитезу Царству Небесному, или Граду Божьему, путь куда пролагается религиозным опытом Преображения. «И когда фарисеи подступили и потребовали ответить, когда настанет Царствие Небесное, Он отвечал им и сказал: «Царствие Божие невидимо; нельзя сказать – Оно здесь! или Оно там! ибо Царствие Божие внутри вас» (Лука 17, 20-21).

Здесь напрашивается аналогия с вечно меняющимся космосом, каким он предстает в свете современного научного знания. Можно утверждать, что Царствие посюстороннего мира одержимо и пропитано идеей Града Божьего, как материя пронизана радиацией. Эти два царства несопоставимы в Пространстве и Времени, поскольку только к одному из них применимы эти измерения. Другое же всеохватно и присутствует всюду и всегда. Равным образом Душа, стремящаяся возвыситься от низшего к высшему, найдет свой путь, не сводя на нет измерения предыдущего духовного состояния, но скорее пытаясь увеличить их до бесконечности. Подобно тому, как ученый ощущает закон природы в движущейся материи, Душа через Божию Благодать ощущает вездесущность Господа.

Ясно, что Град Божий положителен по своей природе, тогда как Град Зевса – отрицателен. И если путь отшельничества, который ведет в Град Зевса, является чистым проявлением движения ухода, причем ухода без возврата, то путь Преображения, ведущий к Граду Божьему, представляет собой движения Ухода-и-Возврата. Процесс этот происходит в сфере духа, и этим он отличается от аналогичных процессов, которые мы наблюдали в ходе роста цивилизаций.