Скачать 94.31 Кбайт
Традиция внутренних школ ушу
Китайская традиция утверждает, что бездонная (и
потому неизъяснимая) глубина опыта непосредственно изливается в
предельную конкретность жизненного опыта, мудрость просветленного
сердца без остатка переходит в чистую актуальность обыденного
сознания. Если европеец склонен сводить реальность-к умопостигаемым
идеям, которые могут надстраиваться друг над другом, составляя
сложные, но доступные последовательному познанию "системы мысли", то
китайская традиция несет в себе опыт целостного постижения мира,
преломляющийся в бесчисленных нюансах жизни. Поэтому европейский
мыслитель-философ излагает свое знание в виде объективных истин,
подлежащих критическому рассмотрению, а китайский мыслитель-мудрец
изъясняется афоризмами, требующими интуитивного проникновения в
предмет и вместе с тем имеющими чисто прикладной характер. Китайская
мудрость -- это анонимный глас вечности, рассеянный в немолкнущей
многоголосице Земли; это тело, перешедшее в собственную тень, и
голос, звучащий в собственном это. И важно помнить, что в
символическом миропонимании китайских учителей сходятся именно
крайности. Китайская мудрость есть в конечном счете умение постичь
судьбийность случая, безмерную весомость каждого нюанса жизни,
освещенного светом самосознающего сознания.
Хорошей иллюстрацией к отмеченным здесь принципам
символического миропонимания ушу могут служить слова мастера школы
Синъицюань Чэ Ичжая, разъяснявшего смысл ушу в следующих словах:
"Путь синъицюань находится в согласии с путем Середины и
Постоянства. Путь сей правдив и прям, величествен и до крайности
прост. Он не терпит никаких колебаний и отклонений, учит пребывать
в согласии со всеми и не плыть по течению, обнимать собою все
явления и воплощать в себе природу всех вещей. Развиваясь вовне, он
охватывает все Шесть пределов мироздания. Свертываясь вовнутрь, он
облекается покровом глубочайшей тайны. Смысл его неисчерпаем, и он
всегда познается в деле..." И далее Чэ Ичжай говорит о сущности
обучения в ушу как последовательной конкретизации своего опыта:
"Усвойте досконально все позы тела, потом добейтесь, чтобы вся
фигура сходилась в одном жесте, после чего стремитесь к тому, чтобы
каждый жест воплощался в одном движении мысли. Учащийся начинает с
пустоты и к пустоте возвращается..."
В наставлениях старых мастеров много говорится об опасности
забвения символической, внутренней глубины формы движений в ушу и
сведения практики совершенствования к чисто внешним упражнениям.
Подобные предостережения особенно часты в трактатах элитарных
"внутренних" школ, но полезно будет сослаться и на наследие
простонародной школы Сливового цветка, мастера которой оставили
такой в своем роде классический завет:
"Вовне совершенствуй мышцы, кости и кожу, внутри
совершенствуй единое ци. Нельзя достичь совершенства, не усвоив
внешние формы, однако же непосвященные не ведают истока внутренней
силы, а потому они только размахивают руками и ногами и не могут
постичь сокровенный смысл воинского искусства".
Отметим, что и в этом поучении акцент ставится на
взаимозависимости и даже взаимозаменяемости "внутреннего" и
"внешнего". Та же мысль еще отчетливее выражена в словах Сунь
Лутана, наставлявшего учеников:
"В применении искусства дао-сердце проникается
пустотно-неосязаемым. Тут всего достигаешь без усилий, все
постигаешь без умствований, непроизвольно вмещаешь в себя Срединный
путь и ко времени выказываешь его. В кулачном искусстве нет
кулачного искусства. В воле нет воли. Когда в воле нет воли, тогда
в нас пребывает подлинная воля. Когда в сознании нет своего
сознания, тогда сознание пусто. Когда в теле нет своего тела, тогда
тело пусто. Древние говорили: то, что пусто, а на самом деле не
пусто, и то, что не пусто, а на самом деле пусто, -- вот это
подлинная пустота. Хотя это тустотно, оно до предела наполненно, до
предела действительно..."
Понятия, которыми пользуются учителя ушу, разъясняя секреты
своего мастерства, -- и это относится к языку китайской традиции в
целом -- с неизбежностью изменяют самим себе, постоянно уводят за
свои пределы, переходят в собственную противоположность, и в этом
моменте самопревращения как раз и реализуют себя. Говоря одно,
китайские мудрецы не могут не подразумевать и другого, даже
обратного. Поэтому целостное постижение, предполагаемое практикой
Великого Пути несводимо к общим определениям; оно дается только в
частностях, в единичных "случаях", в нюансах телесного опыта, и чем
настойчивее утверждается присутствие высшей целостности бытия, тем
более конкретны и иносказательны наставления мастера.
потому неизъяснимая) глубина опыта непосредственно изливается в
предельную конкретность жизненного опыта, мудрость просветленного
сердца без остатка переходит в чистую актуальность обыденного
сознания. Если европеец склонен сводить реальность-к умопостигаемым
идеям, которые могут надстраиваться друг над другом, составляя
сложные, но доступные последовательному познанию "системы мысли", то
китайская традиция несет в себе опыт целостного постижения мира,
преломляющийся в бесчисленных нюансах жизни. Поэтому европейский
мыслитель-философ излагает свое знание в виде объективных истин,
подлежащих критическому рассмотрению, а китайский мыслитель-мудрец
изъясняется афоризмами, требующими интуитивного проникновения в
предмет и вместе с тем имеющими чисто прикладной характер. Китайская
мудрость -- это анонимный глас вечности, рассеянный в немолкнущей
многоголосице Земли; это тело, перешедшее в собственную тень, и
голос, звучащий в собственном это. И важно помнить, что в
символическом миропонимании китайских учителей сходятся именно
крайности. Китайская мудрость есть в конечном счете умение постичь
судьбийность случая, безмерную весомость каждого нюанса жизни,
освещенного светом самосознающего сознания.
Хорошей иллюстрацией к отмеченным здесь принципам
символического миропонимания ушу могут служить слова мастера школы
Синъицюань Чэ Ичжая, разъяснявшего смысл ушу в следующих словах:
"Путь синъицюань находится в согласии с путем Середины и
Постоянства. Путь сей правдив и прям, величествен и до крайности
прост. Он не терпит никаких колебаний и отклонений, учит пребывать
в согласии со всеми и не плыть по течению, обнимать собою все
явления и воплощать в себе природу всех вещей. Развиваясь вовне, он
охватывает все Шесть пределов мироздания. Свертываясь вовнутрь, он
облекается покровом глубочайшей тайны. Смысл его неисчерпаем, и он
всегда познается в деле..." И далее Чэ Ичжай говорит о сущности
обучения в ушу как последовательной конкретизации своего опыта:
"Усвойте досконально все позы тела, потом добейтесь, чтобы вся
фигура сходилась в одном жесте, после чего стремитесь к тому, чтобы
каждый жест воплощался в одном движении мысли. Учащийся начинает с
пустоты и к пустоте возвращается..."
В наставлениях старых мастеров много говорится об опасности
забвения символической, внутренней глубины формы движений в ушу и
сведения практики совершенствования к чисто внешним упражнениям.
Подобные предостережения особенно часты в трактатах элитарных
"внутренних" школ, но полезно будет сослаться и на наследие
простонародной школы Сливового цветка, мастера которой оставили
такой в своем роде классический завет:
"Вовне совершенствуй мышцы, кости и кожу, внутри
совершенствуй единое ци. Нельзя достичь совершенства, не усвоив
внешние формы, однако же непосвященные не ведают истока внутренней
силы, а потому они только размахивают руками и ногами и не могут
постичь сокровенный смысл воинского искусства".
Отметим, что и в этом поучении акцент ставится на
взаимозависимости и даже взаимозаменяемости "внутреннего" и
"внешнего". Та же мысль еще отчетливее выражена в словах Сунь
Лутана, наставлявшего учеников:
"В применении искусства дао-сердце проникается
пустотно-неосязаемым. Тут всего достигаешь без усилий, все
постигаешь без умствований, непроизвольно вмещаешь в себя Срединный
путь и ко времени выказываешь его. В кулачном искусстве нет
кулачного искусства. В воле нет воли. Когда в воле нет воли, тогда
в нас пребывает подлинная воля. Когда в сознании нет своего
сознания, тогда сознание пусто. Когда в теле нет своего тела, тогда
тело пусто. Древние говорили: то, что пусто, а на самом деле не
пусто, и то, что не пусто, а на самом деле пусто, -- вот это
подлинная пустота. Хотя это тустотно, оно до предела наполненно, до
предела действительно..."
Понятия, которыми пользуются учителя ушу, разъясняя секреты
своего мастерства, -- и это относится к языку китайской традиции в
целом -- с неизбежностью изменяют самим себе, постоянно уводят за
свои пределы, переходят в собственную противоположность, и в этом
моменте самопревращения как раз и реализуют себя. Говоря одно,
китайские мудрецы не могут не подразумевать и другого, даже
обратного. Поэтому целостное постижение, предполагаемое практикой
Великого Пути несводимо к общим определениям; оно дается только в
частностях, в единичных "случаях", в нюансах телесного опыта, и чем
настойчивее утверждается присутствие высшей целостности бытия, тем
более конкретны и иносказательны наставления мастера.
|
|