Скачать 125.07 Кбайт
Разум против человека
На Западе – продуктивное бездушие. Задача нашей реставрации: вырвать стершиеся зубы русско-советско-социалистической духовности и заменить их вставными (и стальными) челюстями европейско-американского рационализма.
* * *
Свобода противоположна рациональности. Как не сводится она и к познанию необходимости. Значит наиболее рационализированное общество наименее свободно. Это – Запад. К/р/ичащие-ся о свобод/е/-ой – рабы. Только в безличной форме. Их хозяева – вещи, их господа – отношения. Какой парадокс: прогресс в движении человека от необходимости к свободе упирается в стену необходимости. Только новой. От необходимостей природы через разные степени свободы в культуре к необходимостям технологии. Завершение цикла.
Основной вопрос социальности – противоречие между равенством и свободой. Разрешается в “третьем члене” – братстве, любви, солидарности. Но для общества иметь такой член – утопия.
Быть добрым становится неприлично. А не слишком ли я забочусь о чем-то и о ком-то? Вроде нехорошо, перебор. Надо подумать, как бы представить, что мне это выгодно. И перед собой, и перед другими. Тогда все понятно, тогда ты вписался в рыночное общество с его сознанием “ты мне, я тебе”. Придумал! Пришел в норму. Доволен. Соответствую.
* * *
Был в роскошной бане-сауне. Для “больших людей”. Разные варианты температуры, лежанки индивидуальные, мраморные, с подогревом. Зеркала. Простор. Но ощущения, что это баня – не было. Ни на месте, ни потом. Скорее, то ли как на заседании, то ли на презентации. Ну их, такую роскошь. Больше не пошел. Все это для фальшивых людей.
Когда роскошно, почти всегда скучно. Скушно. Роскушная жизнь. Ро-скушенная жизнь. Уже, не говоря о том, что она антиэкологична и значит – безнравственна.
Говорят, что баня – единственное место, где все равны. Увы, это тоже не так. Бани-то разные. Места, где все равны, на земле нет. Люди не хотят быть равными даже в смерти. Умереть по первому классу и попасть на лучшее кладбище – последняя жизненная цель честолюбца.
* * *
Искусствоведческие статьи, литературная критика, рассуждения публицистов, вообще интеллигенции – как мало искренности, порядочности, заботы о реальных делах и людях, переживания за страну – и как много выпендрежа, оригинальничания, погони за остроумным заголовком и сенсацией, прожектерства и надуманности. Все время вые...ваются. И все под аккомпанемент разговоров об особой роли интеллигенции в обществе и об интеллигентности как высшем качестве человека. Может эта роль и особая, но лучшая ли? Может эта интеллигентность уже ядовита? Вопрос оставлю без ответа, так как ни один пишущий не без греха. А я пишу.
* * *
Статистика показывает, что у журналистов довольно низкая продолжительность жизни. Чуть ли не как у шахтеров. Часто гадают – от чего? При этом забывают важнейший фактор – слишком уж много приходится лгать. Этим напрягаются. Им бы надо платить за вредность, хотя быть может, им вообще за нее только и платят. А ведь еще недавно была уважаемая профессия, но... рынок. Торговать взглядами, как и любовью – труд одинаковый, легкий, но тяжелый. Потому что грязный. Несправедливо их презирают, что “продались и служат капиталу”. Они теперь сами капитал-исты. Это новая информационная буржуазия. Но несправедливо сказать, что все. Там тоже есть честные и бестолковые – низший класс. Информационные маргиналы, бомжи, трудящиеся. Люди с совестью.
* * *
Совсем не считающийся с общепринятыми нормами поведения опасен и достоин наказания. Он преступен и асоциален. Считающийся со всеми общепризнанными нормами поведения жалок и достоин презрения. Он труслив и аиндивидуален.
Благополучие и порядок – это благо, к которому стремятся люди. Кризис общественных учреждений расценивается как зло. Однако многие рады кризису, так как появляется больше свободы для реализации тех потребностей, которые в обычное время они подавляют. Ведь каждый человек существо не только общественное, но и антиобщественное. В период общего кризиса легче переносить личные неурядицы. Кризис – праздник недовольных и недовольной части души благополучных.
* * *
В XIX веке спорили, кто творит историю: личности или массы. Герои или толпа. Марксизм довольно убедительно обосновал решающую роль народов, социума перед индивидуумом. Теперь опять можно спорить о том, кто творит историю, так как проблема уже стоит по другому: люди или – кто? У Маркса – люди, но не как им вздумается, а исходя из унаследованных отношений. Теперь стало ясно, что дело не в одной традиции. Новации не зависят от человека – вот где зарыта собака. Ни как от индивида, ни как от родового существа. Люди – материал движения. История – процесс саморазвития наукотехники посредством человека. Отсюда и “конец истории” (человеческой), в сравнении с “концом предыстории” у Маркса.
У меня тоже есть предложение по реформе грамматики. Желая выделить в тексте слова, их пишут с заглавной, Большой буквы. Тем самым придавая особо важное значение.
* * *
Свобода противоположна рациональности. Как не сводится она и к познанию необходимости. Значит наиболее рационализированное общество наименее свободно. Это – Запад. К/р/ичащие-ся о свобод/е/-ой – рабы. Только в безличной форме. Их хозяева – вещи, их господа – отношения. Какой парадокс: прогресс в движении человека от необходимости к свободе упирается в стену необходимости. Только новой. От необходимостей природы через разные степени свободы в культуре к необходимостям технологии. Завершение цикла.
Основной вопрос социальности – противоречие между равенством и свободой. Разрешается в “третьем члене” – братстве, любви, солидарности. Но для общества иметь такой член – утопия.
Быть добрым становится неприлично. А не слишком ли я забочусь о чем-то и о ком-то? Вроде нехорошо, перебор. Надо подумать, как бы представить, что мне это выгодно. И перед собой, и перед другими. Тогда все понятно, тогда ты вписался в рыночное общество с его сознанием “ты мне, я тебе”. Придумал! Пришел в норму. Доволен. Соответствую.
* * *
Был в роскошной бане-сауне. Для “больших людей”. Разные варианты температуры, лежанки индивидуальные, мраморные, с подогревом. Зеркала. Простор. Но ощущения, что это баня – не было. Ни на месте, ни потом. Скорее, то ли как на заседании, то ли на презентации. Ну их, такую роскошь. Больше не пошел. Все это для фальшивых людей.
Когда роскошно, почти всегда скучно. Скушно. Роскушная жизнь. Ро-скушенная жизнь. Уже, не говоря о том, что она антиэкологична и значит – безнравственна.
Говорят, что баня – единственное место, где все равны. Увы, это тоже не так. Бани-то разные. Места, где все равны, на земле нет. Люди не хотят быть равными даже в смерти. Умереть по первому классу и попасть на лучшее кладбище – последняя жизненная цель честолюбца.
* * *
Искусствоведческие статьи, литературная критика, рассуждения публицистов, вообще интеллигенции – как мало искренности, порядочности, заботы о реальных делах и людях, переживания за страну – и как много выпендрежа, оригинальничания, погони за остроумным заголовком и сенсацией, прожектерства и надуманности. Все время вые...ваются. И все под аккомпанемент разговоров об особой роли интеллигенции в обществе и об интеллигентности как высшем качестве человека. Может эта роль и особая, но лучшая ли? Может эта интеллигентность уже ядовита? Вопрос оставлю без ответа, так как ни один пишущий не без греха. А я пишу.
* * *
Статистика показывает, что у журналистов довольно низкая продолжительность жизни. Чуть ли не как у шахтеров. Часто гадают – от чего? При этом забывают важнейший фактор – слишком уж много приходится лгать. Этим напрягаются. Им бы надо платить за вредность, хотя быть может, им вообще за нее только и платят. А ведь еще недавно была уважаемая профессия, но... рынок. Торговать взглядами, как и любовью – труд одинаковый, легкий, но тяжелый. Потому что грязный. Несправедливо их презирают, что “продались и служат капиталу”. Они теперь сами капитал-исты. Это новая информационная буржуазия. Но несправедливо сказать, что все. Там тоже есть честные и бестолковые – низший класс. Информационные маргиналы, бомжи, трудящиеся. Люди с совестью.
* * *
Совсем не считающийся с общепринятыми нормами поведения опасен и достоин наказания. Он преступен и асоциален. Считающийся со всеми общепризнанными нормами поведения жалок и достоин презрения. Он труслив и аиндивидуален.
Благополучие и порядок – это благо, к которому стремятся люди. Кризис общественных учреждений расценивается как зло. Однако многие рады кризису, так как появляется больше свободы для реализации тех потребностей, которые в обычное время они подавляют. Ведь каждый человек существо не только общественное, но и антиобщественное. В период общего кризиса легче переносить личные неурядицы. Кризис – праздник недовольных и недовольной части души благополучных.
* * *
В XIX веке спорили, кто творит историю: личности или массы. Герои или толпа. Марксизм довольно убедительно обосновал решающую роль народов, социума перед индивидуумом. Теперь опять можно спорить о том, кто творит историю, так как проблема уже стоит по другому: люди или – кто? У Маркса – люди, но не как им вздумается, а исходя из унаследованных отношений. Теперь стало ясно, что дело не в одной традиции. Новации не зависят от человека – вот где зарыта собака. Ни как от индивида, ни как от родового существа. Люди – материал движения. История – процесс саморазвития наукотехники посредством человека. Отсюда и “конец истории” (человеческой), в сравнении с “концом предыстории” у Маркса.
У меня тоже есть предложение по реформе грамматики. Желая выделить в тексте слова, их пишут с заглавной, Большой буквы. Тем самым придавая особо важное значение.
|
|