Скачать 125.07 Кбайт
Разум против человека
Вера. И тем более вера. Такая трактовка Бога не была чуждой христианским писателям. Иоанн Дамаскин, рассуждая о греческом аналоге понятия “Бог”, отмечал, что – “Первое из этих (Божеских имен) показывает, что Бог есть, а не то, что Он есть”. Обобщая это положение до некоторого логического закона, он признавал “доопределяемость” (омонимичность) всякого начала. “То, что синонимически сказывается о чем-либо как о подлежащем, будет синонимически сказываться и о подлежащем этого подлежащего; напротив, то, что сказывается омонимически, никогда” (Полное собрание сочинений св. Иоанна Дамаскина. Т.1. С-Петербург, 1913. С. 176).
Скептики часто иронизируют над тем, что утверждение “таковы свойства материи” не более убедительно, нежели утверждение “так сотворил Бог”. Действительно, эти тезисы стоят друг друга, поскольку оба берутся на веру, как аксиомы. Но привести доказательство бытия как такового не сможет ни один скептик. Не сможет никто. Бытие неоткуда вывести. Как выводят из Ничто – проблема только отодвигается. В любом рассуждении его надо брать как данность и различие будет в трактовке этой данности. Соглашаясь с недоказуемостью бытия Бога, будь то верующий или атеист (хотя прослыть им сейчас не модно), может сказать, что незачем “умножать сущности без нужды”. Если надо останавливаться на каком-то существовании, то предпочтительнее верить в ближайшее, в несотворимость и неуничтожимость Вселенной. Или отождествлять ее существование с Творчеством. Приоритет жизни перед мыслью, сознания перед самосознанием совпадает с приоритетом непосредственного перед опосредованным в целом.
Бытие первично, рефлексия вторична, существование предшествует сущности – эта установка материализма и экзистенциализма должна быть принята как фундамент гуманистического философствования. Некорректна, хотя ее поднимали многие философы, сама проблема “как возможно бытие”. Некорректна, ибо бытие обладает атрибутом действительности по своей сути. Различные возможности, вплоть до наиболее абстрактных, являются возможностями именно бытия. Ставящий такую проблему философ сам обладает модусом существования и допускает существование обсуждаемой им проблемы, подтверждая таким образом, что ее решение заключается в отказе от решения. Это случай, когда ответ состоит в раскрытии несостоятельности вопроса.
Мировоззренческий реализм, независимо от трактовки субстанции, противодействует засилью инструментализма и функционализма в нашем технизированном мире, отводящем людям роль элементов, существующих “ради организации” и потому теряющих психологическую базу для чувства самоценности, а следовательно и смысла существования. Он, кстати, хорошо коррелирует с восточной традицией. Философский Запад может вступить в контакт с философским Востоком, исходя из реалистического взгляда на мир, в котором, в отличие от инструменталистского, есть место созерцанию. Великий Будда, по преданию, на вопрос, что такое Мир, отвечал: Мир; кто такой Будда, отвечал: Будда. А на самые трудные вопросы отвечал “красноречивым молчанием”. Вначале было Молчание, Вакуум. Субстанция. Потом было Слово. Энергия. Рефлексия. Знаменитые коаны тоже должны отучить человека “выводить” все из мысли, прервать его непрерывную рефлексию, обратив тем самым непосредственно к бытию. Любое, взятое за сущее явление неопределяемо, “омонимично”. Оно есть, значит его надо принимать в качестве данности. И на вопрос, что такое, как сущее, жизнь, надо ответить: Жизнь. В чем ее смысл? Чтобы жить, ища смысл во всех проявлениях бытия, но не делая этот поиск средством истощения жизни, ухода от нее, не ставя телегу вперед лошади.
Чисто теоретическое обретение смысла жизни невозможно вообще. Его надо не столько “искать”, или “задавать”, или “проектировать”, о чем без конца спорят в литературе – сколько переживать, чувствовать. В диалоге Алеши и Ивана Карамазовых Достоевский, если считать правым Алешу, хорошо показал фундаментальный характер чувства жизни в сравнении с ее смыслом.
– “Я думаю, что все должны прежде всего на свете жизнь полюбить.
– Жизнь полюбить больше, чем смысл ее?
– Непременно так, полюбить жизнь прежде логики, как ты говоришь, непременно, чтобы прежде логики, и только тогда я и смысл пойму”.
Сейчас, в условиях формирования техногенного, отчужденного от своей эмоциональной сферы человека, это “полюбить жизнь” становится проблемой. Складывается впечатление, что любовь, как и предметная деятельность, будет скоро уделом плебеев. У культурного человека чувства все больше вытесняются “пониманием”. Он не переживает реальность, а осознает ее, не действует, а говорит и пишет о действиях. Это отношение к миру приобретает ореол “высшего”, наиболее достойного для настоящего интеллектуала, который любит всех и потому никого, ищет смысл жизни и потому не живет. Он, например, медитирует. Его традиционный эрос, как влечение к живому, трансформируется в техноэрос, во влечение к искусственному и функциональному. Судя по тенденции, может наступить время, когда любовь, семья, рождение и воспитание детей, просто проявление чувств будут считаться варварством.
Скептики часто иронизируют над тем, что утверждение “таковы свойства материи” не более убедительно, нежели утверждение “так сотворил Бог”. Действительно, эти тезисы стоят друг друга, поскольку оба берутся на веру, как аксиомы. Но привести доказательство бытия как такового не сможет ни один скептик. Не сможет никто. Бытие неоткуда вывести. Как выводят из Ничто – проблема только отодвигается. В любом рассуждении его надо брать как данность и различие будет в трактовке этой данности. Соглашаясь с недоказуемостью бытия Бога, будь то верующий или атеист (хотя прослыть им сейчас не модно), может сказать, что незачем “умножать сущности без нужды”. Если надо останавливаться на каком-то существовании, то предпочтительнее верить в ближайшее, в несотворимость и неуничтожимость Вселенной. Или отождествлять ее существование с Творчеством. Приоритет жизни перед мыслью, сознания перед самосознанием совпадает с приоритетом непосредственного перед опосредованным в целом.
Бытие первично, рефлексия вторична, существование предшествует сущности – эта установка материализма и экзистенциализма должна быть принята как фундамент гуманистического философствования. Некорректна, хотя ее поднимали многие философы, сама проблема “как возможно бытие”. Некорректна, ибо бытие обладает атрибутом действительности по своей сути. Различные возможности, вплоть до наиболее абстрактных, являются возможностями именно бытия. Ставящий такую проблему философ сам обладает модусом существования и допускает существование обсуждаемой им проблемы, подтверждая таким образом, что ее решение заключается в отказе от решения. Это случай, когда ответ состоит в раскрытии несостоятельности вопроса.
Мировоззренческий реализм, независимо от трактовки субстанции, противодействует засилью инструментализма и функционализма в нашем технизированном мире, отводящем людям роль элементов, существующих “ради организации” и потому теряющих психологическую базу для чувства самоценности, а следовательно и смысла существования. Он, кстати, хорошо коррелирует с восточной традицией. Философский Запад может вступить в контакт с философским Востоком, исходя из реалистического взгляда на мир, в котором, в отличие от инструменталистского, есть место созерцанию. Великий Будда, по преданию, на вопрос, что такое Мир, отвечал: Мир; кто такой Будда, отвечал: Будда. А на самые трудные вопросы отвечал “красноречивым молчанием”. Вначале было Молчание, Вакуум. Субстанция. Потом было Слово. Энергия. Рефлексия. Знаменитые коаны тоже должны отучить человека “выводить” все из мысли, прервать его непрерывную рефлексию, обратив тем самым непосредственно к бытию. Любое, взятое за сущее явление неопределяемо, “омонимично”. Оно есть, значит его надо принимать в качестве данности. И на вопрос, что такое, как сущее, жизнь, надо ответить: Жизнь. В чем ее смысл? Чтобы жить, ища смысл во всех проявлениях бытия, но не делая этот поиск средством истощения жизни, ухода от нее, не ставя телегу вперед лошади.
Чисто теоретическое обретение смысла жизни невозможно вообще. Его надо не столько “искать”, или “задавать”, или “проектировать”, о чем без конца спорят в литературе – сколько переживать, чувствовать. В диалоге Алеши и Ивана Карамазовых Достоевский, если считать правым Алешу, хорошо показал фундаментальный характер чувства жизни в сравнении с ее смыслом.
– “Я думаю, что все должны прежде всего на свете жизнь полюбить.
– Жизнь полюбить больше, чем смысл ее?
– Непременно так, полюбить жизнь прежде логики, как ты говоришь, непременно, чтобы прежде логики, и только тогда я и смысл пойму”.
Сейчас, в условиях формирования техногенного, отчужденного от своей эмоциональной сферы человека, это “полюбить жизнь” становится проблемой. Складывается впечатление, что любовь, как и предметная деятельность, будет скоро уделом плебеев. У культурного человека чувства все больше вытесняются “пониманием”. Он не переживает реальность, а осознает ее, не действует, а говорит и пишет о действиях. Это отношение к миру приобретает ореол “высшего”, наиболее достойного для настоящего интеллектуала, который любит всех и потому никого, ищет смысл жизни и потому не живет. Он, например, медитирует. Его традиционный эрос, как влечение к живому, трансформируется в техноэрос, во влечение к искусственному и функциональному. Судя по тенденции, может наступить время, когда любовь, семья, рождение и воспитание детей, просто проявление чувств будут считаться варварством.
|
|