Скачать 150.19 Кбайт
Процессы и структуры в мышлении (Курс лекций)
Но в то время это были только первые наши подходы к этой проблеме, и естественно, что она выступала в очень странном, а подчас и наивном виде.
Примечательным было также то, что в разных частях "Капитала" про одни и те же стороны объективных структур утверждалось различное. Например: товары должны продаваться по их стоимости, а затем – товары не могут продаваться по их стоимости. Поэтому, естественно, встал вопрос: как же такую систему знаний рассматривать в качестве образа одного объекта?
Когда мы говорим об образе того или иного объекта, то всегда вкладываем в этот термин представление о некотором изображении. В изображении каждой точке формы соответствует, и причем однозначно, точка на объекте. Как же можно говорить, что "Капитал" является образом некоторого объекта, если это отношение не соблюдается? В этом плане текст "Капитала" распался на массу фрагментов, которые уже не могут рассматриваться как элементы одного изображения, а должны интерпретироваться нами как разные, множественные изображения одного и того же. Получается, что одному и тому же "моменту" объекта соответствует несколько разных фрагментов изображения, а наряду с этим имеются такие фрагменты и куски изображений, которым вообще ничего не соответствует в объекте.
При более детальном анализе в тексте "Капитала" обнаруживаются такие куски, которые заведомо по смыслу своему соответствуют не самому объекту, а выражают некоторые процедуры работы самого исследователя. Маркс говорит, например: "Возьмем то-то, то-то..., сделаем то-то, то-то..., сопоставим взятый объект с другими... и т.д." Ответ на вопрос, чему соответствуют эти части текста, совершенно очевиден – исследовательской деятельности ученого.
Опираясь на подобные наблюдения и анализ, Зиновьев в 1951 году сформулировал принципиальный тезис: "Текст, в котором изображается научное знание, научная система или ход решения задачи, не является образом того объекта, с которым это знание, теория или процесс решения задачи соотносятся!" С его точки зрения, подобный текст есть "след" от деятельности исследователя. В частности, "Капитал" – это следы Марксова движения по анализу буржуазных производственных отношений.
Таким образом, обнаружилась весьма поучительная и наводящая на размышления двойственность. С одной стороны, Маркс, очевидно, стремится к тому, чтобы получить картину буржуазных производственных отношений, картину капитала. Но чтобы получить такую картину, ее нужно сначала нарисовать. И Маркс рисует ее. При этом он проделывает очень много "шагов" и каждый свой шаг фиксирует в некотором тексте, сообщает о нем другим. Эти следы его движения при анализе буржуазных производственных отношений и есть текст "Капитала". Но когда все это движение зафиксировано, то текст выступает как знание, или образ, капитала.
Кстати, противоречие между таким пониманием образов – как следов от проделанного движения – и обычным традиционным представлением о картине как образе является лишь видимым и мнимым. Достаточно сообразить, что и любая картина никогда не рассматривается и не видится нами сразу и моментально, а предполагается определенное движение по элементам картины, движение, совершаемое в определенном строгом порядке в соответствии с правилами рассматривания художественного произведения. Разница лишь в том, что картина в целом дана как одно структурное целое, элементы которого существуют одновременно, а движение, разлагающее их в последовательный ряд, привносится самими наблюдателями. В тексте литературного произведения, напротив, такой последовательный ряд задан с самого начала, и, наоборот, лишь проделывая его в соответствии с последовательностью текста, мы должны в конце концов восстановить образ целого как единую структуру.
Но в то время указанное более тонкое понимание образа не было еще нами выработано, и поэтому Зиновьев формулировал свой тезис предельно резко. Когда анатом отрезает голову лошади, то его действия никогда не рассматриваются как образ лошади. Почему же, если Маркс анатомирует буржуазное общество и фиксирует ходы или шаги своего анализа, то они должны рассматриваться как образ, изображение этого буржуазного общества?
Тогда же Зиновьеву возражали: зачем вы сравниваете работу Маркса по созданию знания о буржуазных производственных отношениях с работой анатома, разрезающего тело лошади? – в последнем случае мы имеем практическую деятельность, а в первом – теоретическую, познавательную; они не могут сопоставляться друг с другом, и аналогии между ними недопустимы. Возьмем работу художника: он наносит на полотно мазки краски, и каждый мазок – след его движения или действий, но в результате мы получаем не что иное, как именно картину, или образ, того, что он рисовал.
Между прочим, Зиновьев в этой связи замечал, что следы краски на полотне – это не единственные продукты работы художника, и отнюдь не всю его деятельность по созданию картины они фиксируют: нужно еще растирать и готовить краски, рисовать последовательную серию эскизов, переходить от одних к другим и т.
Примечательным было также то, что в разных частях "Капитала" про одни и те же стороны объективных структур утверждалось различное. Например: товары должны продаваться по их стоимости, а затем – товары не могут продаваться по их стоимости. Поэтому, естественно, встал вопрос: как же такую систему знаний рассматривать в качестве образа одного объекта?
Когда мы говорим об образе того или иного объекта, то всегда вкладываем в этот термин представление о некотором изображении. В изображении каждой точке формы соответствует, и причем однозначно, точка на объекте. Как же можно говорить, что "Капитал" является образом некоторого объекта, если это отношение не соблюдается? В этом плане текст "Капитала" распался на массу фрагментов, которые уже не могут рассматриваться как элементы одного изображения, а должны интерпретироваться нами как разные, множественные изображения одного и того же. Получается, что одному и тому же "моменту" объекта соответствует несколько разных фрагментов изображения, а наряду с этим имеются такие фрагменты и куски изображений, которым вообще ничего не соответствует в объекте.
При более детальном анализе в тексте "Капитала" обнаруживаются такие куски, которые заведомо по смыслу своему соответствуют не самому объекту, а выражают некоторые процедуры работы самого исследователя. Маркс говорит, например: "Возьмем то-то, то-то..., сделаем то-то, то-то..., сопоставим взятый объект с другими... и т.д." Ответ на вопрос, чему соответствуют эти части текста, совершенно очевиден – исследовательской деятельности ученого.
Опираясь на подобные наблюдения и анализ, Зиновьев в 1951 году сформулировал принципиальный тезис: "Текст, в котором изображается научное знание, научная система или ход решения задачи, не является образом того объекта, с которым это знание, теория или процесс решения задачи соотносятся!" С его точки зрения, подобный текст есть "след" от деятельности исследователя. В частности, "Капитал" – это следы Марксова движения по анализу буржуазных производственных отношений.
Таким образом, обнаружилась весьма поучительная и наводящая на размышления двойственность. С одной стороны, Маркс, очевидно, стремится к тому, чтобы получить картину буржуазных производственных отношений, картину капитала. Но чтобы получить такую картину, ее нужно сначала нарисовать. И Маркс рисует ее. При этом он проделывает очень много "шагов" и каждый свой шаг фиксирует в некотором тексте, сообщает о нем другим. Эти следы его движения при анализе буржуазных производственных отношений и есть текст "Капитала". Но когда все это движение зафиксировано, то текст выступает как знание, или образ, капитала.
Кстати, противоречие между таким пониманием образов – как следов от проделанного движения – и обычным традиционным представлением о картине как образе является лишь видимым и мнимым. Достаточно сообразить, что и любая картина никогда не рассматривается и не видится нами сразу и моментально, а предполагается определенное движение по элементам картины, движение, совершаемое в определенном строгом порядке в соответствии с правилами рассматривания художественного произведения. Разница лишь в том, что картина в целом дана как одно структурное целое, элементы которого существуют одновременно, а движение, разлагающее их в последовательный ряд, привносится самими наблюдателями. В тексте литературного произведения, напротив, такой последовательный ряд задан с самого начала, и, наоборот, лишь проделывая его в соответствии с последовательностью текста, мы должны в конце концов восстановить образ целого как единую структуру.
Но в то время указанное более тонкое понимание образа не было еще нами выработано, и поэтому Зиновьев формулировал свой тезис предельно резко. Когда анатом отрезает голову лошади, то его действия никогда не рассматриваются как образ лошади. Почему же, если Маркс анатомирует буржуазное общество и фиксирует ходы или шаги своего анализа, то они должны рассматриваться как образ, изображение этого буржуазного общества?
Тогда же Зиновьеву возражали: зачем вы сравниваете работу Маркса по созданию знания о буржуазных производственных отношениях с работой анатома, разрезающего тело лошади? – в последнем случае мы имеем практическую деятельность, а в первом – теоретическую, познавательную; они не могут сопоставляться друг с другом, и аналогии между ними недопустимы. Возьмем работу художника: он наносит на полотно мазки краски, и каждый мазок – след его движения или действий, но в результате мы получаем не что иное, как именно картину, или образ, того, что он рисовал.
Между прочим, Зиновьев в этой связи замечал, что следы краски на полотне – это не единственные продукты работы художника, и отнюдь не всю его деятельность по созданию картины они фиксируют: нужно еще растирать и готовить краски, рисовать последовательную серию эскизов, переходить от одних к другим и т.
|
|