Яича {202}, содержащая и ссылки на соответствующую литературу.
Введение

Ленин В. И. Детская болезнь "левизны" в коммунизме. – Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 41, с. 80: "История вообще, история революций в частности, всегда богаче содержанием, разнообразнее, разностороннее, живее, "хитрее", чем воображают самые лучшие партии, самые сознательные авангарды наиболее передовых классов". Ленин обращается к партиям и революционным авангардам, а не к ученым и методологам, однако и для последних это поучительно. См. ниже, прим. 5.

Баттерфильд Г. {42}, с. 66.

Там же, с. 21.

Там же, с. 25. "Но опыт и история учат, – замечает Гегель в своей "Философии истории", – что народы и правительства никогда ничему не научались из истории и не действовали согласно' урокам, которые из нее можно было бы извлечь Каждой эпохе свойственны столь своеобразные обстоятельства, она представляет собой столь индивидуальное состояние, что только исходя из нег" самого, основываясь на нем, должно и единственно возможно судить о ней". "Остроумно и умно!", "Очень умно!", "NB", – записывает Ленин на полях возле этого отрывка. – Ленин В. И. Философские тетради. – Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 28Т – 282.

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 81. Здесь ясно видно, как небольшие подстановки могут превратить политический урок в методологический. И это совсем не удивительно. Как методология, так и политика являются средством перехода от одной исторической эпохи к другой. Единственное различие состоит в. том, что обычные методологические концепции не принимают во" внимание тот факт, что история постоянно создает нечто новое. Очевидно, что такой человек, как Ленин, мышление которого свободно от традиционных ограничений и профессиональной идеологии, способен дать полезный совет каждому, включая, и. философов науки.

Эйнштейн А. {349}, с. 683 и сл.

Об ухудшении языка как следствии всякого растущего профессионализма см. мою статью {126}.

Милль Дж. С. {277}, с. 258.

Там же, с. 265.

Кропоткин П. А. {228}, с. 150 – 152. "Одной из наиболее характерных черт Ибсена было то, что для него, кроме науки, ничто не имело значения" (Shaw В. Back to Methuselah. New York, 1921, xcvii). Комментируя это и другие аналогичные заявления, А. Стриндберг пишет: "Поколение, которое имело смелость. расстаться с богом, сокрушить государство и церковь, низвергнуть общество и мораль, все-таки преклонялось перед Наукой. А в Науке, в которой должна царствовать свобода, главным предписанием было "верь в авторитеты – или голову долой!"" (Antibarbarus).

Вольф Р. {396}, с. 15. Более подробную критику Вольфа см. в прим. 52 к моей статье {127}.

Используя термин "анархизм" в своих целях, я просто следовал общему употреблению. Однако анархизм – в том виде, в. котором он развивался в прошлом и в настоящее время приобретает все большее число сторонников, – имеет особенности, которые мне не импонируют. Он слишком мало озабочен проблемами человеческой жизни и счастья (за исключением жизни и счастья тех кто принадлежит к некоторой узкой группе) и включает в себя именно тот вид пуританской самоотверженности и серьезности, который я отвергаю. (В числе анархистов существуют некоторые приятные исключения, такие, как Кон-Бендит, но их слишком мало.) Поэтому теперь я предпочитаю пользоваться термином дадаизм...
Дадаист не смог бы обидеть мухи, не говоря уже о человеке, крайне невосприимчив к любому серьезному предприятию и сразу чувствует недоброе, как только человек встает в позу с таким видом, будто собирается произнести нечто очень важное. Дадаист убежден, что жизнь приобретет цену лишь тогда, когда мы начнем относиться к вещам легко и устраним из нашей речи такие глубокомысленные, но уже дискредитировавшие себя обороты, накапливавшиеся столетиями, как "поиск истины", "защита права", "страстный интерес" и т.д., и т.п. Дадаист всегда готов рискнуть на эксперимент даже в тех областях, где изменение наличного и экспериментирование сомнительны (например, базисные функции языка). Надеюсь, что, прочитав данный памфлет, читатель будет думать обо мне скорее как о ветреном дадаисте, чем как о серьезном анархисте; см. прим. 4, гл. 2.


Даже в неопределенных и двусмысленных ситуациях единство действий достигается быстро и удерживается прочно; см. Шериф М. {361}.
1

Одним из немногих мыслителей, осознавших эту особенность развития знания, был Н. Бор. "...Он никогда не пытался дать завершенной картины, а постепенно проходил через все фазы развития проблемы, начиная с некоторого очевидного парадокса и кончая его разъяснением. Всякий достигнутый результат он считал лишь исходным пунктом для дальнейшего исследования. При обсуждении перспектив того или иного пути исследования он не считался с обычными соображениями о простоте, изяществе и даже непротиворечивости, замечая, что обо всем этом можно судить лишь после того {курсив мой. – П. Ф.} как работа сделана", – так пишет Л. Розенфельд в {338}, с. 117.
Поскольку наука никогда не представляет собой завершенного процесса, постольку указанные характеристики всегда даются "до", а не "после" того, как работа сделана.