Скачать 22.72 Кбайт
Философские эссе
Бессмысленность в неё привносит оборот «как всё было бы без меня». Ибо этого всерьёз нельзя не то что «представить» себе, но даже предварительно себе осмыслить – как это: меня нет, а что-то для меня («представляю»-то всё равно я!) – есть. Внутри моего мира в отношении «я» теряет смысл различение между «есть» и «не есть», точно так же, как теряет смысл и вопрос: «для чего?»; – чтобы поставить эти вопросы, необходимо было бы выйти из «моего мира» – стать не собой. Но тогда, во всяком случае, мой мир пропадёт как мир. (Ср. ЛФТ, 4.12, 6.41, 6.44)
Иначе говоря, если меня «не стало» – я исчезаю как персонаж в мире «другого». Но меня это не касается. Для себя я вообще не могу ни «появиться», ни «исчезнуть». (Я не могу указать момента: «от сих я появился».) Об этом нельзя даже как следует задуматься. (Мне, по крайней мере, не удалось.) Но именно поэтому-то для меня, возможно, это и окажется самым лёгким из всего – не быть; ведь сказано:
Бесследно всё, и так легко не быть!
34. И как раз в таком смысле Витгенштейн говорит следующее:
Смерть не событие жизни. Человек не испытывает смерти.
Если под вечностью понимать не бесконечную длительность времени, но безвременность, то вечно жив тот, кто живёт в настоящем.
Стало быть, наша жизнь не имеет конца, так же как наше поле зрения не имеет границ. (ЛФТ, 6.4311. Ср. также 6.4312)
35. Человек не может указать момент, «начиная с которого» он появился. Ему этот момент в качестве точки на «общей всем» линии времени указывают другие люди (поскольку он сам для них – «другой» в их мире, и поэтому может начаться «тогда-то»). Это едва ли не основной пункт в привязке человека (взаимной привязке людей) к правилам игры «Общий всем мир». Говоря об этой игре, нельзя искать в абсолютном смысле «истину» или «ложь». Эта игра задаёт свой собственный горизонт. Наличие более близкого ко мне горизонта не отменяет первый и не доказывает его «ложность». С этим он лишь делается для меня бессмыслицей. Он не лишается бытия (внутри моего мира, наряду с прочим). Так бессмысленная сущность вполне может быть. В этом (узком) смысле «общий всем мир» есть. (Он, как сказано, функционален.) Лишь для меня он (в своей сущностной претензии) бессмысленен.
Притом, что это «меня», опять же, рискует превратиться в знак или маску, общую всем (каждый может надеть её на себя – и это «себя» опять отправить туда же) – – Но это достаточно испытать.
Можно себе представить следующее: если бы человеку не было сообщено, что он родился, он знал бы, что живёт всегда (не «вечно» – ибо последнее опять таки заключено в старой игре).
36. Бессмертие налично дано каждому человеку и подтверждает себя в каждом мгновении – каждым мгновением. Бессмертие определяется не отодвиганием смерти в неопределённость будущего или вообще её отсутствием «когда-то». Бессмертие уже есть – прямо во всяком твоём «сейчас». Произносимое тобой: «я бессмертен» – тавтология. Человек приговорён быть бессмертным.
С другой стороны, жалоба умирающего на краткость прожитой им жизни бессмысленна: она демонстрирует лишь то, насколько человек смог не понять себя сам.
Удача или неудача в жизни не имеют никакого значения.
37. Человек не может быть не собой. И человек всю жизнь может себя вести, как будто это не так.
Январь 1995
ДОПОЛНЕНИЯ
Тавтология показывает то, что она, казалось бы, говорит, противоречие показывает противоположное тому, что оно, казалось бы, говорит.
Витгенштейн
I
1. «Я есть я»; «ты есть ты» как фундаментальные тавтологии конкретного, моего, твоего человеческого бытия. Но – сами эти высказывания лишены смысла! Слово «я» определено тем, что – и как – оно употребляется в предположении «существования» общего всем «я» и «ты» мира. А индивидуальный язык невозможен (см. Витгенштейн, Философские исследования I § 256 слл.). – Я не вписал всего этого в Трактат просто потому, что иначе не о чем было бы говорить – говорить стало бы нечем! – Решение всех проблем Трактата в указании на его неизбежное несовершенство, которое заключается в том, что он вообще высказан. А задача его – указать на трансцендентальное «граничное условие» бытия.
2. Нелишне подумать и о том, что слово «я», наряду с другими словами, представляет собой часть общего всем языка (кальки общего всем мира). Оно вовсе не занимает какое-то привилегированное положение (можно сказать, его употреблению обучают). В нашем предприятии опереться на него невозможно.
3. А если Трактат всё-таки может быть понят? – не опровергает ли уже это обстоятельство саму его идею? Получается, что «мой мир» проницаем? – Но почему же? – дело совсем не в том, «проницаем» или «непроницаем» мой мир – предметно он во всех отношениях проницаем (и Трактат прямо об этом говорит) – а в том, как всё это организовано, какова фундаментальная форма самой этой проницаемости (и что из этого следует).
Иначе говоря, если меня «не стало» – я исчезаю как персонаж в мире «другого». Но меня это не касается. Для себя я вообще не могу ни «появиться», ни «исчезнуть». (Я не могу указать момента: «от сих я появился».) Об этом нельзя даже как следует задуматься. (Мне, по крайней мере, не удалось.) Но именно поэтому-то для меня, возможно, это и окажется самым лёгким из всего – не быть; ведь сказано:
Бесследно всё, и так легко не быть!
34. И как раз в таком смысле Витгенштейн говорит следующее:
Смерть не событие жизни. Человек не испытывает смерти.
Если под вечностью понимать не бесконечную длительность времени, но безвременность, то вечно жив тот, кто живёт в настоящем.
Стало быть, наша жизнь не имеет конца, так же как наше поле зрения не имеет границ. (ЛФТ, 6.4311. Ср. также 6.4312)
35. Человек не может указать момент, «начиная с которого» он появился. Ему этот момент в качестве точки на «общей всем» линии времени указывают другие люди (поскольку он сам для них – «другой» в их мире, и поэтому может начаться «тогда-то»). Это едва ли не основной пункт в привязке человека (взаимной привязке людей) к правилам игры «Общий всем мир». Говоря об этой игре, нельзя искать в абсолютном смысле «истину» или «ложь». Эта игра задаёт свой собственный горизонт. Наличие более близкого ко мне горизонта не отменяет первый и не доказывает его «ложность». С этим он лишь делается для меня бессмыслицей. Он не лишается бытия (внутри моего мира, наряду с прочим). Так бессмысленная сущность вполне может быть. В этом (узком) смысле «общий всем мир» есть. (Он, как сказано, функционален.) Лишь для меня он (в своей сущностной претензии) бессмысленен.
Притом, что это «меня», опять же, рискует превратиться в знак или маску, общую всем (каждый может надеть её на себя – и это «себя» опять отправить туда же) – – Но это достаточно испытать.
Можно себе представить следующее: если бы человеку не было сообщено, что он родился, он знал бы, что живёт всегда (не «вечно» – ибо последнее опять таки заключено в старой игре).
36. Бессмертие налично дано каждому человеку и подтверждает себя в каждом мгновении – каждым мгновением. Бессмертие определяется не отодвиганием смерти в неопределённость будущего или вообще её отсутствием «когда-то». Бессмертие уже есть – прямо во всяком твоём «сейчас». Произносимое тобой: «я бессмертен» – тавтология. Человек приговорён быть бессмертным.
С другой стороны, жалоба умирающего на краткость прожитой им жизни бессмысленна: она демонстрирует лишь то, насколько человек смог не понять себя сам.
Удача или неудача в жизни не имеют никакого значения.
37. Человек не может быть не собой. И человек всю жизнь может себя вести, как будто это не так.
Январь 1995
ДОПОЛНЕНИЯ
Тавтология показывает то, что она, казалось бы, говорит, противоречие показывает противоположное тому, что оно, казалось бы, говорит.
Витгенштейн
I
1. «Я есть я»; «ты есть ты» как фундаментальные тавтологии конкретного, моего, твоего человеческого бытия. Но – сами эти высказывания лишены смысла! Слово «я» определено тем, что – и как – оно употребляется в предположении «существования» общего всем «я» и «ты» мира. А индивидуальный язык невозможен (см. Витгенштейн, Философские исследования I § 256 слл.). – Я не вписал всего этого в Трактат просто потому, что иначе не о чем было бы говорить – говорить стало бы нечем! – Решение всех проблем Трактата в указании на его неизбежное несовершенство, которое заключается в том, что он вообще высказан. А задача его – указать на трансцендентальное «граничное условие» бытия.
2. Нелишне подумать и о том, что слово «я», наряду с другими словами, представляет собой часть общего всем языка (кальки общего всем мира). Оно вовсе не занимает какое-то привилегированное положение (можно сказать, его употреблению обучают). В нашем предприятии опереться на него невозможно.
3. А если Трактат всё-таки может быть понят? – не опровергает ли уже это обстоятельство саму его идею? Получается, что «мой мир» проницаем? – Но почему же? – дело совсем не в том, «проницаем» или «непроницаем» мой мир – предметно он во всех отношениях проницаем (и Трактат прямо об этом говорит) – а в том, как всё это организовано, какова фундаментальная форма самой этой проницаемости (и что из этого следует).
|
|