Хотя как определить грань, отде- ляющую сферу "чистой" науки (если такая вообще существует) от сферы реальной жизни с ее политическими, экономическими, нравственными и бытовыми проблемами (если опять же допус- тить, что наука способна нормально функционировать вне тео- ретического осмысления -- сферы применения "чистой науки", что снова затягивает нас в бесконечный водоворот)? Во всяком случае, одно несомненно -- чистым литературоведением то, чем занималась и занимается Кристева, никак не назовешь. Правда, то же самое можно сказать и о большинстве французских пост- структуралистов. И все-таки даже по сравнению с Делезом Кристеву всегда отличала повышенная политизированность соз- нания, помноженная к тому же на несомненно политический, не говоря ни о чем другом, темперамент. Поэтому и "внелитературность" целей, которые преследует Кристева, при анализе художественной литературы, слишком очевидна, да и не отрицается ей самой. Как всегда с Кристевой, при рассмотре- нии, казалось, самых абстрактных проблем постоянно испытыва- ешь опасность из хрустально-стерильного дистиллята теории рухнуть в мутный поток вод житейских.


Негативность в поэтическом языке Лотремона и Малларме

Если подытожить чисто литературоведческие итоги теоретической позиции Кристевой времен "Революции поэтического языка", то пра- ктически из этого можно сделать лишь один вывод: чем больше "прорыв" семио- тического ритма "негативизирует" нормативную логическую организацию текста, навязывая ему новое означивание, лишен- ное коммуникативных целей (т. е. задачи донесения до послед- него звена коммуникативной цепи -- получателя -- сколь-либо содержательной информации), тем более такой текст, с точки зрения Кристевой, будет поэтическим, и тем более трудно ус- ваиваемым, если вообще не бессмысленным, он будет для чита- теля.

Соответственно постулируется и новая практика "про- чтения" художественных текстов, преимущественно модернист- ских: "Читать вместе с Лотреамоном, Малларме, Джойсом и Кафкой -- значит отказаться от лексико-синтаксическо- семантической операции по дешифровке и заново воссоздать траекторию их производства7. Как это сделать? Мы прочиты- ваем означающее, ищем следы, воспроизводим повествования, системы, их производные, но никогда -- то опасное и неукро- тимое горнило, всего лишь свидетелем которого и являются эти тексты" (273, с. 98).

Если воссоздать "горнило" в принципе нельзя, следова- тельно, реальна лишь приблизительная его реконструкция как описание процесса "негативности", что, разумеется, дает поисти- не безграничные возможности для произвольной интерпретации.

Свидетельством революции поэтического языка в конце XIX в. для Кристевой служит творчество Малларме и Лотреа- мона -- самых популярных и общепризнанных классиков пост- структуралистской истории французской литературы. Исследова- тельница считает, что именно они осуществили кардинальный разрыв с предшествующей поэтической традицией, выявив кри- зис языка, субъекта, символических и социальных структур. "Негативность" у обоих поэтов определяется во фрейдистском __________________ 7 Т. е. творчества; после работ Альтюссера и Машере термин "творчество" стал непопулярным в структуралистских кругах, и художник слова превратился в "производителя" художественной "продукции", создающего ее, как рабочий сборочного цеха автомобиль, из готовых деталей: форм, ценностей, мифов, символов, идеологии.



духе как бунт против отца -- фактического у Малларме и бо- жественного у Лотреамона -- и отцовской власти. В этом кро- ется и различие в проявлении "негативности": "Если Малларме смягчает негативность, анализируя озна- чающий лабиринт, который конструирует навязчивую идею со- зерцательности, то Лотреамон открыто протестует против психо- тического заключения субъекта в метаязык и выявляет в по- следнем конструктивные противоречия, бессмыслицу и смех" (273, с. 419); "Отвергнутый, отец Лотреамона открывает перед сыном путь "сатаны", на котором смешаны жестокость и песня, преступление и искусство. Напротив, Малларме сдерживает негативность, освобожденную действием того музыкального, орализованного, ритмизированного механизма, который пред- ставляет собой фетишизацию женщины" (273, с. 450-451).

Недаром при переводе книги на английский язык была ос- тавлена только теоретическая часть: вся конкретика анализа была опущена, и не без оснований. Можно восхищаться вирту- озностью анализа Кристевой как явлением самоценным самим по себе, восторгаться смелым полетом ассоциативности, но вы- явить тут какие-либо закономерности и пытаться их повторить на каком-нибудь другом материале не представляется возмож- ным.

Реальность хоры слишком трудно аргументировалась и не могла быть выражена, кроме как через ряд гипотетических по- стулатов, каждый из которых для своего обоснования вынужден был опираться на столь же шаткое основание.