п. Каждая из этих реакций во много раз важнее, чем словесный ответ. Каждая – указание на стиль пациента и его подлинное я.

Поначалу поведение пациента может быть более значимым для терапевта, чем для него самого. Терапевт, обладая более широким спектром сознавания, может видеть в поведении проявление всей личности. Пациент, сознавание которого еще ограничено, может совершенно не замечать ничего, кроме словесного ответа. Или, если он не столь невнимателен, он может не понимать значения своего стиля ответа. Но в сознавании пациента также может произойти прорыв. Это будет его первым значительным шагом в терапии.

Терапевт может помочь пациенту в открытии себя, служа для него, так сказать, увеличительным зеркалом. Терапевт не может делать открытий за пациента, он может только способствовать его собственному процессу. Своими вопросами он может помочь пациенту яснее увидеть собственное поведение и понять, что это поведение выражает.

Проницательный терапевт может найти уйму материала прямо у себя перед носом; нужно только смотреть. К сожалению, это не легко; чтобы смотреть и видеть, терапевт должен быть совершенно "пустым" и непредвзятым. Поскольку контакт всегда происходит на поверхности, именно поверхность терапевту следует видеть. Но пусть это не вводит вас в заблуждение; поверхность более обширна и более значима, чем полагает ортодоксальный терапевт. Во-первых, большую ее часть мешают видеть предубеждения и предвзятость. Во-вторых, ортодоксальный терапевт многое принимает за само собой разумеющееся и презрительно называет "очевидным". Именно в этом состоит самая большая ошибка. Пока мы принимаем что-то за само собой разумеющееся и пропускаем как очевидное, у нас нет ни малейшего намерения менять что-то, и мы не имеем средств для этого.

Но обратите внимание на следующий факт. Все, что пациент делает, явно или скрыто, выражает его "я". Его наклон вперед или назад, прерванный резкий поворот, его беспокойные движения, детали его дикции, секундные колебания между словами, его почерк, использование метафор, лексика, использование словечка "это" вместо "вы" и "я", – все это на поверхности, все это очевидно. И все это значимо. Это единственно реальный материал, на который следует смотреть терапевту. Предрасположения и предрассудки терапевта пациенту не помогут.

Таким образом, вопросы терапевта основываются на его наблюдениях и направлены на то, чтобы ввести определенные факторы в область сознавания пациента. Он задает вопросы, а не делает утверждения, так что труд распознавания и действия отводится тому, кому он и должен принадлежать – пациенту. Но вопросы терапевта в действительности являются переводом его наблюдений.

Вопрос: "Сознаете ли вы, как вы говорите?" – может исходить из наблюдения, которое можно бы быть перевести в следующие утверждения: "Я сознаю, что вы говорите очень быстро. Я также замечаю, что вам все время не хватает дыхания. Вам будет полезно заметить, что вы делаете, чтобы вы могли справиться с возбуждением, которое вы расходуете таким образом."

Есть, однако, способ задавать вопросы – используемый более ортодоксальными терапевтами – который кажется мне мало полезным для терапии. Это вопросы, которые начинаются с "почему". Я уже говорил об этом раньше, но тема кажется мне настолько важной, что стоит вернуться к ней снова.

Вопросы "почему" рождают только заранее готовые ответы, стремление защищаться, рационализации, оправдания и иллюзию, что событие может быть объяснено единственной причиной. В словечке "почему" не различаются цель, происхождение и фон. Под видом исследования этот вопрос увеличивает замешательство человека больше, чем любое другое слово.

Иначе обстоит дело с "как". Вопрос "как" направлен на структуру события, а когда структура прояснена, все "почему" автоматически получают ответ. Прояснив структуру головной боли, мы теперь можем как угодно ответить на все вопросы "почемучек". У нашего пациента головные боли, "потому что" он подавляет плач, "потому что" он не выражает себя, "потому что" он сжимает мышцы, "потому что" он прерывает себя, "потому что" он интроецировал указание не плакать, и так далее. Если мы будем проводить время в поисках причин, вместо того, чтобы искать структуру, мы можем отказаться от терапии и присоединиться к беспокойным бабушкам, которые атакуют своих внучат бессмысленными вопросами вроде: "Почему же ты простудился?" или: "Почему ты так безобразно себя ведешь?"

Разумеется, все вопросы терапевта являются прерываниями каких-то процессов, происходящих в пациенте. Это внедрение, которое часто оказывается миниатюрным шоком. Это может показаться несправедливым: терапевт должен фрустрировать требования пациента, но сам при этом чувствует себя вправе забрасывать его вопросами. Разве это не авторитарное отношение, совершенно противоположное нашей попытке превратить терапевта из фигуры, облеченной властью, в человеческое существо?

Не легко разобраться в этой неувязке, но если терапевт разрешил парадокс работы одновременно с поддержкой и фрустрацией, методы его работы найдут уместное воплощение.