Эти гробницы были большими горницами, высеченными в скале, куда проникали через квадратное отверстие, закрывавшееся потом огромной каменной глыбой. Марфа и Мария поспешили навстречу Иисусу и привели его к гробнице, прежде чем он вступил в Вифанию. Печаль и волнение, которое почувствовал Иисус у могилы друга, считавшегося умершим, могли быть приняты присутствующими за трепет и страх, обычно сопровождающие чудо (Ин. 11:33 и 38). Согласно народной вере, божественная сила в человеке покоилась именно как бы на эпилептическом и конвульсивном начале. Иисус - если иметь все время в виду нашу предпосылку - желал еще раз увидеть того, кого любил; и когда отодвинули могильный камень, Лазарь вышел в пеленах, с головой, обвитой погребальным платом. Конечно, такое явление всеми должно было быть принято за воскресение. Вера не знает другого закона, кроме того, что является для нее истиной". Не кажется ли подобное толкование просто наивным, особенно если присоединить к нему следующий взгляд Ренана: "Все говорит за то, что чудо в Вифании сильно способствовало ускорению смерти Иисуса". В основе этого последнего утверждения Ренана лежит, без сомнения, верное чувство. Но только своими собственными средствами он не может объяснить и оправдать его.

Иисус наверное должен был совершить в Вифании нечто особенно важное, чтобы именно этим событием могли оправдаться слова: "Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот человек много чудес творит" (Ин. 11:47). Ренан тоже предполагает здесь нечто особенное. "Должно признать, что этот рассказ Иоанна существенно отличается от чудесных сообщений - порождений народной фантазии, которыми полны Евангелия синоптиков. Прибавим к тому же, что Иоанн - единственный евангелист, имевший точные сведения об отношении Иисуса к вифанскому семейству, и что было бы непонятно, каким образом народное творчество могло вторгнуться в область столь личных воспоминаний. Итак, по всей вероятности, чудо это не было из числа вполне легендарных, за которые никто не является ответственным. Короче, я думаю, что в Вифании произошло нечто, что могло быть принято за воскрешение". Не означает ли это просто, по предположению Ренана, что в Вифании произошло нечто, чего он не в состоянии объяснить? Он еще прикрывается словами: "За давностью времени и при наличности единственного текста, на котором очевидны следы прибавлений, невозможно решить, является ли в данном случае все это одним лишь вымыслом, или же действительно некое событие в Вифании послужило основой этому слуху". - А что, если мы имеем здесь дело с чем-то таким, для истинного понимания чего нужно только правильное чтение текста? Быть может, тогда перестанут говорить о "вымысле".

Нельзя не согласиться, что весь рассказ в Евангелии от Иоанна окутан таинственным покровом. Чтобы увидеть это, достаточно обратить внимание лишь на одно. Если принять рассказ буквально, в физическом смысле, то какой смысл имели бы слова Иисуса: "Эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится чрез нее Сын Божий". Таков принятый перевод евангельских слов, но мы лучше поймем сущность дела, если переведем, согласно греческому тексту, так: "для явления (откровения) Божия, дабы Сын Божий открылся чрез это". И что значили бы другие слова: "Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет" (Ин. 11:4 и 25). Неуместно было бы думать, что Иисус хотел сказать: Лазарь заболел только для того, чтобы Я мог явить на нем мое искусство. И еще более неуместным было бы предположить, будто Иисус хотел сказать, что вера в Него делает мертвых живыми в обыкновенном смысле слова. Что же особенного было бы в воскресшем человеке, если бы по своем воскресении он оставался таким же, каким был до смерти? Какой смысл имело бы обозначать жизнь такого человека словами: "Я есмь воскресение и жизнь". Слова Иисуса тотчас же получат жизнь и смысл, если мы поймем их как выражение духовного события, и затем некоторым образом даже буквально так, как они стоят в тексте. Итак, Иисус говорит, что Он есть воскресение Лазаря; и Он есть та жизнь, которою Лазарь живет. Примем же буквально то, чем является Иисус в Евангелии от Иоанна. Он есть "Слово, ставшее плотию". Он есть то Вечное, что было изначала. Если он действительно воскресение, то тогда в Лазаре воскресло "Вечное, Изначальное". Итак, мы имеем здесь дело с пробуждением вечного "Слова". И это "Слово" есть жизнь, к которой был пробужден Лазарь. Дело идет о "болезни", но о такой болезни, которая ведет не к смерти, но служит к "славе Божией", т. е. к откровению Бога. Если в Лазаре воскресло "вечное Слово", то все это событие служит действительно к выявлению Бога в Лазаре. Ибо через это событие Лазарь стал совсем иным. Дотоле Слово не жило в нем, Дух не жил в нем; ныне Он обитает в нем.