Скачать 46.12 Кбайт
ДЗОГЧЕН
[45]
Тем не менее, д-р Юнг пообещал Эванс-Венцу написать "Психологический комментарий" к Тибетской книге великого освобождения, которая существовала тогда лишь в форме рукописи, созданной за несколько недель редактирования перевода в Гхумском монастыре и Калькутте в 1935-36гг. "Комментарий" появился в 1939 году и был опубликован вместе с книгой Эванс-Венца, когда она вышла в свет в 1954-м.[46]
Моя книга посвящена рассмотрению Дзогчена, как он представлен в конкретном тибетском тексте Rig-pa ngo-sprod gcer-mthong rang-grol, а это Приложение – рассмотрению непредумышленного искажения Дзогчена Эванс-Венцем. Д-р Юнг воспользовался его предложением написать "психологический комментарий" к так называемой "Тибетской Книге великого Освобождения", чтобы изложить свои собственные взгляды на аналитическую психологию.[47] Однако взгляды д-ра Юнга, хотя они и интересны сами по себе, не имеют отношения к Дзогчену. Более половины комментария Юнга посвящено его психологическим теориям, а в сносках, разбросанных по всему комментарию, он ссылается на свои работы. Рассмотрение юнгианских представлений о душе не входит в задачу этой книги.
Д-р Юнг считал себя прежде всего "психологом", то есть психотерапевтом, целителем душ. Поэтому он интересовался в основном символами, которые самопроизвольно проявляются из бессознательного, и их трансформациями. Он считал, что такие проявления могут свидетельствовать как о психическом недуге пациента, так и о его исцелении, становлении цельной личностью, которое Юнг называл процессом индивидуации; в связи с этим он делал упор на интеграции противоположностей. Но по существу Юнг не понимал, что значит "недвойственное состояние", называемое в буддизме адвайяджняной и самадхи (gnyis-med ye-shes).[48] Он понимал недвойственность как соединение противоположностей, – например, в своих рассуждениях о значении мандалы. Но в контексте буддизма и веданты под недвойственностью подразумевается совсем другое. Критику общих представлений Юнга о восточной психологии можно найти в другом месте.[49] Поэтому я ограничусь рассмотрением конкретных комментариев Юнга к переводу Эванс-Венца.
Пользуясь его переводом, д-р Юнг не мог знать, о чем на самом деле идет речь в тибетском тексте, – в этом несложно убедиться, сравнив перевод и комментарий в Тибетской книге великого освобождения Эванс-Венца с переводом и комментарием, приведенными в данной книге. В результате д-р Юнг в своем "Психологическом комментарии" комментировал не психологические реалии Востока, а представления Эванс-Венца о душе. И тем не менее, я думаю, следует сказать пару слов на темы затронутые д-ром Юнгом.
Так, д-р Юнг в своем комментарии пишет:
Пожалуй не лишним будет заметить, что Восток на создал ничего подобного тому, что мы называем психологией, он создал только философию и метафизику. Критическая философия, мать современной психологии, неизвестна Востоку так же, как она была неизвестна Средневековой Европе. Таким образом, "ум" в восточном словоупотреблении подразумевает нечто метафизическое. Наше западное понятие ума утратило этот подтекст со времен Средневековья и стало означать "психическое функционирование"... Мы не считаем ум некой метафизической сущностью, и не считаем, что индивидуальный ум связан с гипотетическим Всеобщим Умом. Наша психология, таким образом, это наука о чистом явлении без каких бы то ни было метафизических примесей. Развитие западной психологии за последние два столетия преуспело в выделении собственно сферы разума и вычленении ее из первобытного слияния со вселенной... Мы знаем только, что нет ни доказательств истинности, ни возможности проверить обоснованность метафизического постулата о существовании "Всеобщего Ума"... Даже поверхностного знакомства с восточной мыслью достаточно, чтобы увидеть фундаментальное различие между Востоком и Западом. Восток основывается на психической реальности, то есть полагает психическое главным и единственным условием существования. Создается впечатление, что это восточное распознание природы вещей представляет собой не столько результат философского размышления, сколько констатацию психологического факта, обусловленного определенным складом ума. Это типично интровертная точка зрения, которой противостоит не менее типично эстравертная точка зрения Запада...[50]
Еще более определенно он высказывается, трактуя смысл текста, представленного Эванс-Венцем в качестве перевода:
"Видение реальности" прямо ссылается на Ум как высшую реальность. На Западе, однако, бессознательное рассматривается как фантастическая ирреальность. "Видение Ума" предполагает само-освобождение. В психологическом плане это означает, что чем больше мы склоняемся в сторону бессознательных процессов, тем больше удаляемся от мира желаний и разделенных противоположностей, приближаясь к состоянию бессознательного с присущими ему качествами единства, неопределенности и вневременности. Это в самом деле освобождение себя от пут борьбы и страдания. "Посредством этого понимается свой ум" .
Тем не менее, д-р Юнг пообещал Эванс-Венцу написать "Психологический комментарий" к Тибетской книге великого освобождения, которая существовала тогда лишь в форме рукописи, созданной за несколько недель редактирования перевода в Гхумском монастыре и Калькутте в 1935-36гг. "Комментарий" появился в 1939 году и был опубликован вместе с книгой Эванс-Венца, когда она вышла в свет в 1954-м.[46]
Моя книга посвящена рассмотрению Дзогчена, как он представлен в конкретном тибетском тексте Rig-pa ngo-sprod gcer-mthong rang-grol, а это Приложение – рассмотрению непредумышленного искажения Дзогчена Эванс-Венцем. Д-р Юнг воспользовался его предложением написать "психологический комментарий" к так называемой "Тибетской Книге великого Освобождения", чтобы изложить свои собственные взгляды на аналитическую психологию.[47] Однако взгляды д-ра Юнга, хотя они и интересны сами по себе, не имеют отношения к Дзогчену. Более половины комментария Юнга посвящено его психологическим теориям, а в сносках, разбросанных по всему комментарию, он ссылается на свои работы. Рассмотрение юнгианских представлений о душе не входит в задачу этой книги.
Д-р Юнг считал себя прежде всего "психологом", то есть психотерапевтом, целителем душ. Поэтому он интересовался в основном символами, которые самопроизвольно проявляются из бессознательного, и их трансформациями. Он считал, что такие проявления могут свидетельствовать как о психическом недуге пациента, так и о его исцелении, становлении цельной личностью, которое Юнг называл процессом индивидуации; в связи с этим он делал упор на интеграции противоположностей. Но по существу Юнг не понимал, что значит "недвойственное состояние", называемое в буддизме адвайяджняной и самадхи (gnyis-med ye-shes).[48] Он понимал недвойственность как соединение противоположностей, – например, в своих рассуждениях о значении мандалы. Но в контексте буддизма и веданты под недвойственностью подразумевается совсем другое. Критику общих представлений Юнга о восточной психологии можно найти в другом месте.[49] Поэтому я ограничусь рассмотрением конкретных комментариев Юнга к переводу Эванс-Венца.
Пользуясь его переводом, д-р Юнг не мог знать, о чем на самом деле идет речь в тибетском тексте, – в этом несложно убедиться, сравнив перевод и комментарий в Тибетской книге великого освобождения Эванс-Венца с переводом и комментарием, приведенными в данной книге. В результате д-р Юнг в своем "Психологическом комментарии" комментировал не психологические реалии Востока, а представления Эванс-Венца о душе. И тем не менее, я думаю, следует сказать пару слов на темы затронутые д-ром Юнгом.
Так, д-р Юнг в своем комментарии пишет:
Пожалуй не лишним будет заметить, что Восток на создал ничего подобного тому, что мы называем психологией, он создал только философию и метафизику. Критическая философия, мать современной психологии, неизвестна Востоку так же, как она была неизвестна Средневековой Европе. Таким образом, "ум" в восточном словоупотреблении подразумевает нечто метафизическое. Наше западное понятие ума утратило этот подтекст со времен Средневековья и стало означать "психическое функционирование"... Мы не считаем ум некой метафизической сущностью, и не считаем, что индивидуальный ум связан с гипотетическим Всеобщим Умом. Наша психология, таким образом, это наука о чистом явлении без каких бы то ни было метафизических примесей. Развитие западной психологии за последние два столетия преуспело в выделении собственно сферы разума и вычленении ее из первобытного слияния со вселенной... Мы знаем только, что нет ни доказательств истинности, ни возможности проверить обоснованность метафизического постулата о существовании "Всеобщего Ума"... Даже поверхностного знакомства с восточной мыслью достаточно, чтобы увидеть фундаментальное различие между Востоком и Западом. Восток основывается на психической реальности, то есть полагает психическое главным и единственным условием существования. Создается впечатление, что это восточное распознание природы вещей представляет собой не столько результат философского размышления, сколько констатацию психологического факта, обусловленного определенным складом ума. Это типично интровертная точка зрения, которой противостоит не менее типично эстравертная точка зрения Запада...[50]
Еще более определенно он высказывается, трактуя смысл текста, представленного Эванс-Венцем в качестве перевода:
"Видение реальности" прямо ссылается на Ум как высшую реальность. На Западе, однако, бессознательное рассматривается как фантастическая ирреальность. "Видение Ума" предполагает само-освобождение. В психологическом плане это означает, что чем больше мы склоняемся в сторону бессознательных процессов, тем больше удаляемся от мира желаний и разделенных противоположностей, приближаясь к состоянию бессознательного с присущими ему качествами единства, неопределенности и вневременности. Это в самом деле освобождение себя от пут борьбы и страдания. "Посредством этого понимается свой ум" .
|
|