Первая неделя мая, самые длинные официальные выходные в Японии].

Несколько раз я поговорил с Юмиёси-сан по телефону.

Сколько нам разговаривать – всегда решала она. Иногда мы беседовали долго, а иногда она обрывала диалог, ссылаясь на занятость. Бывало и так, что она вообще ничего не отвечала – и через полминуты просто бросала трубку. Но худо ли бедно, какое-то общение получалось. Обменнедостающими даннымипроисходил. И однажды она сообщила мне номер своего домашнего телефона. Прогресс просто налицо.

По-прежнему дважды в неделю она ходила в бассейн. Каждый раз, когда она заводила разговор о бассейне, мое сердце вздрагивало и трепетало, как у невинного старшеклассника. Меня так и подмывало спросить про ее инструктора по плаванию. Что за тип, сколько лет, симпатичный ли, не слишком ли с нею ласков и так далее. Но спросить как следует не получалось. Я слишком боялся показать ей, что ревную. Слишком боялся услышать в ответ: “Эй! Ты что, ревнуешь меня к бассейну? Терпеть не могу таких типов! Тот, кто способен ревновать меня к таким глупостям – не мужчина, а тряпка. Ты все понял? Тряпка! Больше видеть тебя не желаю!”

Поэтому я держал рот на замке и о бассейне не спрашивал. И чем дольше не спрашивал, тем громадней и безобразнее становилась Химера Бассейна в моей душе. Вот заканчиваются занятия, инструктор по плаванию отпускает всех, кроме Юмиёси-сан, и проводит с ней индивидуальные занятия. Инструктор, разумеется, вылитый Готанда. Поддерживает ее ладонями за живот и за грудь и объясняет, как правильно загребать в кроле. Его пальцы уже поглаживают ее соски, проскальзывают к ней в пах. “Не обращайте внимания...” – шепчет он ей.

– Не обращайте внимания, – повторяет он. – Все равно я не хочу спать ни с кем, кроме своей жены.

Он ласкает ее ладонью свой твердеющий член, и тот разбухает под ее пальцами прямо в воде. Юмиёси-сан в трансе закрывает глаза.

– Все в порядке, – говорит ей Готанда. – Все хорошо. Я не хочу трахать никого, кроме жены...

Химера Бассейна.

Казалось бы, чистый бред. Но химера не уходила, хоть тресни, и с каждым звонком Юмиёси-сан все больнее вгрызалась мне в душу. Становясь все сложней, пополняясь новыми деталями и персонажами. Вот уже рядом с ними плавают Мэй и Юки... Пальцы Готанды ползут по спине Юмиёси-сан – и она превращается в Кики.



* * *

– Знаешь... А я ведь очень скучная и обыкновенная, – сказала мне однажды Юмиёси-сан. В тот день ее голос в трубке звучал особенно устало и грустно. – От всех остальных разве что редкой фамилией отличаюсь. И больше ничем. День за днем только и растрачиваю жизнь за стойкой в отеле... Ты не звони мне больше. Я, честное слово, не стою твоих счетов за все эти междугородние разговоры.

– Но ведь ты любишь свою работу?

– Ну да, люблю. И работа мне вовсе не в тягость. Но понимаешь, иногда начинает казаться, будто этот отель проглотит меня всю, замурует в себе... Иногда. В такие минуты я прислушиваюсь к себе и думаю: что со мной, кто я? Будто совсем не я, а нечто совсем другое. Там, внутри, остался только отель. А меня – нет. Не слышно меня. Пропала куда-то...

– По-моему, ты принимаешь отель слишком близко к сердцу, – сказал я. – И слишком серьезно обо всем этом думаешь. Отель – это отель, а ты – это ты. О тебе я думаю часто, об отеле – реже. Но я никогда не думаю о вас как о чем-то целом. Ты – это ты. Отель – это отель.

– Да это я знаю, не такая уж дурочка... Но иногда они внутри перемешиваются. Граница между ними пропадает. И всё моё существо – мои чувства, моя личная жизнь – растворяется, теряется в этом отеле, как песчинка в космосе.

– Но ведь это у всех так. Все мы растворяемся в чем-нибудь, перестаем различать границу, теряем себя. Это не только с тобой происходит. Я и сам, например, такой же, – сказал я.

– Неправда! Ты совсем не такой, – возразила она.

– Ну ладно, не такой, – сдался я. – Но я понимаю, каково тебе. И ты мне очень нравишься. И что-то в тебе меня сильно притягивает.

Она долго молчала. Но я хорошо чувствовалее там, в тишине телефонной трубки.

– Знаешь… Я так боюсь опять оказаться там, в темноте! – сказала она. – Такое ощущение, будто скоро это случится снова...

И она расплакалась. Я даже не сразу понял, что это за звуки. Лишь чуть погодя сообразил: так могут звучать только сдавленные рыдания.

– Эй... Юмиёси-сан, – позвал я ее. – Что с тобой? Ты в порядке?

– Ну конечно, в порядке, чего ты спрашиваешь? Просто плачу себе. Что, уже и поплакать нельзя?

– Да нет, почему же нельзя... Просто я волнуюсь за тебя.

– Ох… Помолчи немного, ладно?

Я послушно умолк. Она поплакала еще немного в моем молчании – и повесила трубку.



* * *

Седьмого мая раздался звонок от Юки.

– Я вернулась! – отрапортовала она. – Поехали куда-нибудь покатаемся?

Я сел в “мазерати” и поехал за ней на Акасака. Увидав такую махину, Юки тут же насупилась.

– Где ты это взял?

– Не угнал, не бойся. Ехал как-то лесом, свалился в пруд – сам выплыл, машина утонула. Выходит из воды Фея Пруда – вылитая Изабель Аджани.