В 16 веке Эразм Роттердамский *38 не смог нарушить эту традицию. Он соглашался с Бернаром, сравнившим евреев с бесплодной смоковницей. Он «начал присматриваться к ивриту», но, «испугавшись чуждости заключенной в нем мысли», отступил. Очевидно, он полагал, что изучение еврейского языка – пустая трата времени, ибо с эпохи Ветхого завета евреи не создали ничего, достойного чтения. В 1518 году он писал другу:

«Я бы хотел, чтобы Вы больше занимались греческим, чем Вашими еврейскими штудиями, хотя и не считаю их вредными. Но я считаю этих людей, с их в высшей степени холодными историями, лишь напускающими туману; Талмуд, каббала, Тетраграмматон *39 – пустые имена. Я скорее предпочел бы видеть Христа зараженным идеями Дунса Скота *40, чем всем этим вздором» (Письмо от 15 марта 1518 года).

Незнание достижений евреев в сфере литературы можно обнаружить и в среде образованных людей нашего времени. Жером и Жан Таро *41, получившие образование в парижском лицее Луи ле-Гран в конце 19 века, были удивлены, что евреи, которые испытали столько бедствий, не создали великой поэзии. «Израиль терпел бедствия, но не создал поэму о своей несчастной судьбе» (176, 55).

В шумихе 12 века музыку Давидовой арфы *42 расслышал всего лишь один человек – Пьер Абеляр, который, хотя и не был канонизирован, снискал вместе с великой Элоизой признание и любовь потомков. Было время, когда его либеральные идеи грозили стать популярными. Его поражение объясняется главным образом энергичным сопротивлением Св. Бернара, который, когда Абеляр апеллировал к Риму, добился от папы осуждения его сочинений прежде, чем дело было передано на рассмотрение папского трибунала. Бросающаяся в глаза незаконность папского вердикта не укрылась от взгляда Вакандара, который деликатно заметил: «Поспешная акция Иннокентия II поставила под угрозу ту репутацию глубокой мудрости, которая сопровождает все решения Святейшего престола» (183, 2, 165).

Абеляр был единственной значительной личностью средневековья, дерзнувшей открыто выступить против средневековой антиеврейской традиции. Он подрывал самые ее основы, заявляя, что еврейский народ не несет ответственности за смерть Христа. Он напугал многих своих современников и особенно монахов Клюни и Клерво, написав, что если судьи, вынесшие приговор Иисусу, верили в его виновность, с их стороны было бы тяжким грехом вынести ему оправдательный вердикт.

Теологам всегда было легко находить ошибки в учении Абеляра. Да и сам он признал, что иногда слишком беспечно высказывал свое мнение, и всегда заявлял о своей готовности принять (и фактически принял) вердикт церкви относительно своих взглядов. Однако Св. Бернар никогда не упоминал имени Абеляра, не прибавив какого-нибудь нелестного эпитета. Современные агиографы редко приводят цитату о различии между этими двумя людьми, кратко и откровенно сформулированную бенедектинскими авторами «Литературной истории Франции»:

«Нежное сердце и ищущий ум ввели Абеляра в заблуждение; его оппонент был хорошо защищен от этих соблазнов: от первого его спасал аскетический образ жизни, от второго – строгая приверженность общепринятым концепциям, непреодолимый страх ко всякому новому мнению и даже к исследованиям, чреватым новшествами» (84, 13, 139).

Судьбу евреев в Европе с 12 по 16 век решали не «нежные сердца и ищущие умы», а жесткая политика Св. Иоанна Златоуста и Св. Бернара. В начале 13 века на Четвертом латеранском соборе эта политика получила официальное одобрение церкви.




Всемирные скитальцы



Полною ненавистью ненавижу их:

Враги они мне.



Псалмы, 138:22



Средневековые папы часто, хотя и не всегда успешно, выступали в защиту евреев от насилия, однако весьма редко осуждали злую волю, неизбежным следствием которой было это насилие. Единственное папское послание, напоминающее об основной христианской заповеди: любить ближнего, как самого себя, – было бы более полезно, чем перечни тех видов насилия, которые запрещены или которые можно применять по отношению к евреям лишь в ограниченной форме.

Вскоре после восшествия в 1198 году на папский престол Иннокентия III к нему обратились с просьбой о помощи французские евреи. Часть крестоносцев решила отметить свое близящееся, несмотря на неоднократные отсрочки, отправление в Святую землю истреблением «неверных» у себя дома. Папа ответил евреям эдиктом, известным под названием Constitutio pro Judaeis, «самой достопамятной хартией еврейских свобод» (40, 7, 634). Первый из эдиктов на эту тему был издан еще в 1120 году папой КаликстомП. Обнародовав свой эдикт, как пишет современный историк папства, «Иннокентий принял под свое особое покровительство преследуемых евреев» (112, 12, 286). Таково общее мнение авторов 19 века, среди которых были и те, кто критически относился к католической церкви. «Следует отдать должное памяти Иннокентия, – писал один из них, – признав, что он был терпим к евреям и даже требовал к ним своего рода уважения, как к живому свидетельству христианства».

Однако утверждать, что Иннокентий III или любой другой средневековый папа был «терпим к евреям», было бы неверно, если понимать слово «терпимость» в его современном смысле.