В правление его отца многих евреев уличили в этом преступлении, а в церкви Св. Иннокентия почитались мощи младенца Ричарда, убитого и распятого евреями. По свидетельству Роберта, аббата Мон-Сен-Мишель, у могилы младенца-мученика свершилось несколько чудес. Автор той же хроники упоминает о сожжении в 1171 году в Блуа нескольких евреев, а также об убийстве в 1144 году ребенка (Уильяма) в Норвиче, в 1160 году – в Глочестере, а в 1181 году – ребенка, по имени Ричард» (66, 16, 507-508)).

Эта легенда была жива во Франции и в 18 веке. Флёри приводит необычный довод в пользу истинности подобных историй. «Евреи, – пишет он, – утверждают, что их оклеветали. Но почему же христиане всегда обвиняли их в совершении убийств именно в это, а не в какое-нибудь другое время года; видимо, они имели для этого определенные основания?» Эта клевета стала орудием, полезным для королей и церковников. Когда в 1492 году Фердинанд и Изабелла *9 изгнали евреев из Испании, «им удалось вызвать широкие антиеврейские настроения с требованием их изгнания только благодаря всенародной огласке обвинения евреев в человеческих жертвоприношениях» (106, 216).

Иннокентий IV не выносил в своей булле окончательного заключения, он не утверждал, что все обвинения такого рода – ложь; у него не было аргументов для такого категорического утверждения. Он писал, в первую очередь, для того, чтобы напомнить верующим о заповеди «не лжесвидетельствуй». Сам он, очевидно, не верил, что в этих обвинениях, во многих случаях связанных с торговлей трупами, есть хоть капля истины. Но его протест против этих мерзостей не оказал заметного влияния на страсти и предрассудки эпохи. В 1255 году, через восемь лет после обнародования осуждавшей кровавый навет папской буллы, в Линкольне состоялся судебный процесс против евреев, обвиненных в принесении в жертву христианского ребенка. Рассказ современника, хрониста Матфея Парижского, показывает, что со времени Томаса Монмаутского вымысел разросся и пополнился новыми подробностями.

Евреи Линкольна, как повествует Матфей, похитили восьмилетнего мальчика, по имени Хью, и, «заперев его в отдаленной комнате, кормили его молоком и другой детской пищей, и в то же время направили почти во все английские города, где жили евреи, приглашения прислать представителей на совершение жертвоприношения. Они сообщали, что оно должно состояться в Линкольне, где у них припрятан ребенок для распятия. Один из евреев Линкольна играл роль судьи-Пилата *10. Мальчика подвергли всевозможным пыткам: его били, пока не пошла кровь и он не посинел, увенчали терниями, подвергали насмешкам и плевали ему в лицо. Затем распяли его и пронзили его сердце копьем. Когда он испустил дух, его тело сняли с креста и выпотрошили». Тем временем шли поиски пропавшего мальчика, и наконец его тело нашли в колодце. Тогда кто-то вспомнил, что слышал о подобной находке в лесу возле Норвича около ста лет назад. Джон Лексингтонский, «человек ученый, рассудительный и благоразумный», предположил, что мальчика убили евреи. Этот ученый муж сказал, что «они, не задумываясь, совершают подобные вещи». Немедленно арестовали нескольких евреев, один из которых «под угрозой пытки и смерти» сознался во всем в надежде, что его пощадят. Но негодяя «привязали к конскому хвосту и приволокли к виселице». 96 человек были отправлены в Лондон, где 18 из них, «богатейшие и знатнейшие из евреев города Линкольна… были повешены и отданы во власть ветрам».

Матфей Парижский намекает, что главными зачинщиками всей этой расправы были христианские ростовщики; конечно, им это было на руку, как никому другому. "Если евреев, – заключает Матфей, – мог случайно пожалеть кто-то из христиан, то уж конечно их соперники – каорсинцы не уронили ни одной слезы. 70 евреев из числа осужденных «коллегией 25 рыцарей» были освобождены по ходатайству францисканцев. Этот акт францисканского милосердия не встретил одобрения в народе. Как всегда, говорили, что евреи подкупили монахов. «Святые братья (как говорят люди, если только следует верить молве в таких вещах), будучи подкуплены, освободили их из тюрьмы и спасли от заслуженной смерти».

Однако хронист не побоялся выразить свое убеждение в том, что францисканцы действовали из возвышенных соображений: «Я полагаю, – писал Матфей, – что, пока люди дышат воздухом этого мира, у каждого есть право на собственное мнение». Тем не менее, видимо, и он находился под впечатлением свидетельств обвинения, хотя эти свидетельства состояли лишь из «признания» «под угрозой пытки и смерти» одного-единственного человека. «Ведь эти евреи, – говорю я, – были найдены виновными присяжными на суде на основании заявления еврея, первым повешенного в Линкольне».

Возведенный благочестием верующих в ранг мученика, Хью многие столетия почитался как Маленький святой Хью Линкольнский; в его память и в память о чудесах, случившихся у его могилы, была поставлена церковь – знаменитое во всем христианском мире место паломничества, где молились, умилялись чудесами и укрепляли ненависть. Чосер *11 увековечил эту ужасную историю в «Кентерберийских рассказах».