По-видимому, диалогическое вопросно-ответное построение характерно для текстов о п е р в о и с т о к а х (мира или племени). Именно такими текстами обычно открываются мифологические традиции народов.

42. О дидактической ценности вопросно-ответного изложения
В дальнейшем развитии языковой коммуникации и речевого мышления выдающуюся роль сыграли две черты катехизических мифов творения: во-первых, сама вопросно-ответная структура таких текстов и, во-вторых, то образное видение мира, которое и составляет суть загадки: ведь загадка, как известно, по-новому показывает знакомое – всегда неожиданно, иногда парадоксально. Поэтому загадки удивляют и радуют.

Что касается "загадывательно-разгадывательной" структуры мифов творения, то такой способ развертывания содержания оказался оптимальной формой для п е р в и ч н о г о изложения интеллектуально насыщенной информации. Вопросно-ответная форма текста расчленяет его содержание на небольшие "порции" смысла и в каждой такой порции выделяет самый главный смысл: вначале в загадке – подготавливая его появление вопросительным словом, а затем в отгадке – потому что ее смысловой центр сосредоточен в позиции, предсказанной вопросительным словом. Не случайно по вопросам и ответам издавна составлялись учебные тексты, в том числе конфессиональная дидактическая литература (в христианской традиции – катехизисы*).

* Отчего сама форма вопросно-ответного изложения получила название катехизической.

43. Азбука образного мышления
В Словаре Даля есть загадка про загадку, схватывающая смысловую двуплановость загадки: Без лица в личине*, и приговорка о смысловой емкости загадки: Загадка, разгадка да семь верст правды (в ней) (Даль, I, 566). Так определены структурная и содержательная сущность загадки народным словом – в ф о л ь к л о р е. "Ученое" слово (в фольклористике) по отношению к этим народным максимам предстает как их изъяснение, более или менее подробный комментарий.

** В древнерусском языке слово личина означало 'маска' (у Даля сказано: Личина – накладная рожа, харя, маска).

Природа загадки связана с одним из фундаментальных свойств человеческого мышления – со способностью или умением человека видеть сходство и несходство разных предметов (явлений, событий) и на этой основе понимать связи предметов, их роды и виды, различать в окружающем мире общее, частное и особенное. Наиболее ранние проявления этой способности человеческого сознания запечатлены, во-первых, в языке – именно в развитии переносных (вторичных) значений слов* – и, во-вторых, в фольклоре – в древнейших загадках.

* Возможность употребить слово п е р е н о с н о, на основании сходства во внешнем виде или функциях обозначаемых реалий, их близости или смежности, обусловливает то, что в любом языке есть множество слов, у которых не одно, а несколько значений. Например, слово нос, первоначально обозначавшее только 'часть лица', со временем, по сходству в "местоположении" и отчасти в форме, стало использоваться для обозначения передней части лодки. Такое употребление привело к развитию устойчивого в т о р и ч н о г о (переносного) значения в слове нос: 'передняя часть судна, самолета и т.п.'. Когда какое-то слово в п е р в ы е употребляется переносно, то это всегда маленькое открытие: ведь человек, впервые употребивший слово в переносном значении, увидел связь двух предметов (что и было основанием для переноса). Позже новизна стирается и уже не удивляет; чья-то художественная находка становится привычным фактом словоупотребления: ножка (ребенка, гриба, стула), лист (дерева и книги), язык (во рту, язык пламени, колокола), журавль (птица и колодец), номер (цирковой, в гостинице, июльский номер журнала). и т. д.

Мифологическая картина творения представляла собой цепь уподоблений: элементы макрокосмоса (небо, земля, вода, ветер, солнце, горы, реки...) осознавались как элементы микрокосмоса – тела мифологического существа ("первожертвы"), из частей которого и был создан мир. Метафорический строй мифа о начале мира надолго закреплял и делал более частым, продуктивным господствующий в древности способ осознания действительности человеком: на основе образного видения предметов и естественной свободы переносно-образного употребления языка. Образность, закрепленная в загадках и отгадках космогонической мифологии, обусловила почти универсальную по языкам мира серию метафор: названия частей человеческого тела развили способность обозначать части рельефа*.

* В иллюстрации ограничимся примерами из русского языка: горный хребет, устье и рукав реки, подошва горы, перешеек, губа (название морских далеко вдающихся в сушу заливов и бухт на севере, напр., Обская губа, Онежская губа), бровка (край канавы, кювета или обочины дороги), жерло вулкана, обочина (от бок), нос (обозначение мыса в географических названиях на севере Евразии, например, Канин нос); ср. также в географических названиях: Лысая Гора, Морское Око (польск.