– Вот у Гавриловой я вас и видела! И шапочки вы шьете?
– И шапочки.
Тут Клавдия Петровна выскочила из машины, захлопнула дверцу, о Данилове она забыла сразу же.
– Мне непременно и быстро надо сшить шапочку из черного бархата, знаете, чалму, чтобы на ней хорошо смотрелись и бриллианты и жемчуга. Мы с мужем, возможно, поедем на три года в Англию. А туда без чалмы лучше и не езди совсем. На прием к королеве можно явиться только в вечернем наряде. Моя приятельница жила в Англии, получила однажды приглашение на прием к королеве, а ее без шапочки не пустили. Теперь она вернулась в Москву, места себе не находит, подругам стыдится показаться, жизнь испорчена, я ее понимаю. А уж если эту дуру к королеве звали, то нас то с Войновым позовут, и не раз. Вы возьметесь? У меня фасон есть. Я заплачу как следует.
– Сошью, – сказала Наташа, – деньги ваши будут мне сейчас не лишние…
Женщины тут же стали договариваться о времени встречи, записывать адреса и телефоны, а Данилов чуть было не вскипел, до того он был на улице посторонний.
Наташа почувствовала его досаду, обернулась тут же и глазами успокоила Данилова.
– Одно дело сделано, и ладно, – сказала Клавдия, открывая дверцу, – с тебя, Данилов, хоть шерсти клок.
Однако в машину она все еще не садилась, теперь, когда головной убор был обговорен, Клавдия Петровна смотрела на Наташу без приязни и без заискивания, а холодно, даже с презрением, как дама на швею. Что то и Данилову она, видно, захотела заявить, чтобы показать и швее и самому Данилову, что имеет на него особенные права. Но и робела…
– Ладно, – сказала Клавдия. – Я тебя разыщу.
И укатила.
Во все время суеты с Клавдией Данилов с Наташей вели разговор между собой, в их разговоре не было слов, а было то, что они назвали четверть часа назад. Этот разговор шел как бы поверх разговора с Клавдией, оттого в нем была игра, волновавшая Данилова и Наташу. Что им была теперь Клавдия и ее тайны, что им была улица Цандера с восемьдесят пятым автобусом и аптекой! Однако, когда речь зашла о чалме, Данилову показалось, что их с Наташей разговор прервался и он, Данилов, остался один. «Впрочем, нашел к кому ревновать!» – подумал Данилов. Женщины – они и есть женщины… Он досадовал и на себя. Экие пошлые слова явились ему: «Наташа – моя вечная симпатия…» Но теперь, когда Клавдия уехала, они с Наташей вернулись к своим главным словам, и Данилов почувствовал, что на сегодня их хватит, дальнейшее может только испортить все.
– Мне на работу, – сказала Наташа.
– А мне скоро в театр.
– Данилов, хочешь, я тебе брюки сошью? Вот мерку сниму и сошью. Или джинсовый костюм? Или куртку?
– Ты с Клавдией сразу нашла понимание, – не утерпел Данилов.
– Любопытный фасон, – сказала Наташа. – Мне захотелось сшить эту чалму… Ах, какие брюки я вижу для тебя!
– Разве ты – брючный мастер?
– Я все могу! Я тебя одену…
Тут Наташа отчего то засмущалась, словно поняла, что обновками своими сделает Данилова чем то обязанным ей, а ему, мужчине, может, и мысль об этом сейчас неприятна… Подошел автобус.
– Счастливо, Наташа! Я позвоню тебе после спектакля!
– Ты приходи…


23

Дома Данилов расстегнул пуговицы рубашки. Оголил плечо. Черной дыры не было. Данилов отклеил прозрачный пластырь и ножницами потихоньку высвободил шелковые нитки. Кожа стянулась, ничто не напоминало о гравитационном коллапсе. А ведь где то, подумал Данилов, в соседней вселенной открылась нынче белая дыра. Все вещество, словленное Кармадоном для гибельного снаряда, утекло туда. Да и табуретка Данилова и вилки с кухонного стола явились, видно, в ту вселенную подарком. Данилов вздохнул. Удивительно, что не ушли в черную дыру его кости и внутренности. Слаба, что ль, дыра была или что другое удержало их? Тут Данилов с некоей надеждой подумал, что, может быть, он напрасно грешил на Кармадона, что вдруг и Бек Леонович с Синезудом были затянуты в черную дыру и сейчас пришельцами вынырнули из белой дыры в неизвестной Данилову вселенной? Хорошо бы так, уж потом Данилов нашел бы способ вызволить их и вернуть в отчие места.
Какой способ?! Когда – потом?!
Что он Наташе морочит голову, если сам живет под дамокловым мечом и время его последними крупинками истекает в песочных часах! В особенности теперь, после запретного поединка!
В дверь позвонили. На пороге стоял Переслегин.
– Здравствуйте, – сказал Переслегин. – Извините, что надолго исчез. Был в командировке, в Горьком.
Тут бы им сразу сказать друг другу о главном, а они замолчали. Данилов даже засуетился, будто давая Переслегину понять, что времени у него мало.
– Я к вам не надолго, – сказал Переслегин.
– Да нет, что вы… – смутился Данилов.
– Вы посмотрели? – спросил Переслегин.
– Да, – кивнул Данилов.
– И как?..
– Мне понравилось… Я ведь вам так и написал…
– Да да, – согласился Переслегин. – Я очень благодарен…
Он замолчал, смотрел на Данилова, ждал, видно, еще каких то добрых слов о своем сочинении, а у Данилова все ощущения от музыки Переслегина будто пропали.
– Я бы исполнил вашу симфонию, – сказал Данилов.