Малибан рассказал о хлопобудах, представил наиболее замечательных из них, сообщил об отношении хлопобудов к Данилову, о двух звонках пегого секретаря.
– Данилов по легкости натуры, – сказал Малибан, – мог и не понять всей привлекательности этой очереди. Но мы то не можем допустить подобного легкомыслия.
Он сел.
– Тут что то есть! – заявил Новый Маргарит. – Есть.
– Да, – сказал Валентин Сергеевич. – Здесь направление действительно перспективное.
Все сразу зашумели, одобряли Валентина Сергеевича. Было похоже, что участники разбирательства стремились именно к такому повороту разговора и теперь, когда поворот произошел, испытывали облегчение.
– Однако сам то Данилов? – спросил заместитель. – Как он относится ко всему этому?
– Что ж, – сказал Данилов, – если секретарь хлопобудов позвонит мне, я соглашусь с ним встретиться.
– На мой взгляд, – сказал Малибан, – продолжать разговор нет смысла. Деловые вопросы следует обсудить с Даниловым позже.
«Неужели все? – не мог поверить Данилов. – Неужели „повременить“ произнес Большой Бык?»
– Теперь меры, – сказал Валентин Сергеевич.
– Да, меры, – закивали его соседи.
– Я предлагаю люстру, – сказал заместитель.
– Люстру! Люстру! Люстру! – подхватили участники разбирательства. Даже ветераны с репейниками в петлицах высказались за люстру. И Малибан поддержал люстру. Согласился с ней и Новый Маргарит.
Над Даниловым возникла люстра. Она напоминала люстру, висевшую в театре Данилова, но была и несколько иной. Данилов видел теперь люстру и со своего стула. И видел ее и себя из глубины зала, как бы с кресла заместителя Валентина Сергеевича. Люстра была роскошная, метров в семь высотой, к ее центральному бронзовому стержню крепились три кольца из позолоченной бронзы, одно, нижнее, поменьше, два других – значительно шире, на бронзовых рожках и кронштейнах держались стаканы для ламп и подсвечники. И все это было – в хрустальном саду. Хрустальные букеты, подвески, гирлянды цвели и играли всюду. Смотри на них и забудь обо всем… Люстра стала быстро снижаться. Она висела на металлической цепи, цепь скрипела, вздрагивала, Данилов понимал, что люстра может вот вот сорваться. И она сорвалась, упала на Данилова, пропустила его в себя. С кресла заместителя Валентина Сергеевича Данилов видел серый силуэт внутри люстры. Сидя же на стуле с ремнями, он чувствовал, что люстра не только захватила его, но и растворяет его в себе. Он потерял слух. А потом в нем стало гаснуть все. И угасло… Когда Данилов очнулся, он понял, что по прежнему сидит на стуле, а люстра висит высоко над ним и раскачивается.
– Итак, люстра, – сказал Валентин Сергеевич. – Она будет теперь над Даниловым, и, если его жизнь даст ей основания сорваться, ничего ее не удержит.
– Я предлагаю добавить к люстре, – заявил Новый Маргарит, – чуткость к колебаниям.
– Это в каком смысле? – спросил ветеран с репейником.
Новый Маргарит стал объяснять. Существует теория Бирфельда – Таранцева. Она касается явлений в ионосфере Земли, исследования проводились на Кольском полуострове, и есть в ней нечто, что приложимо к нынешней ситуации. По этой теории Земля со всеми происходящими на ней процессами представляет собой мощную колебательную систему. Дрожит земная кора, пульсирует гидросфера, вибрирует атмосфера и так далее. Человек – часть земной колебательной системы. Он живет в ней и чаще всего не чувствует ее. Но увеличение частоты колебаний он переносит плохо. Если интервал частот около десяти герц (тут Новый Маргарит извинился за обращение к земным единицам), ему совсем худо. Особенно чувствительны к колебаниям люди, обладающие развитым ощущением ритма. Прежде всего музыканты. Одному ташкентскому мальчику, ученику по классу фортепьяно, было плохо за несколько часов до известного всем толчка. Конечно, теория Бирфельда Таранцева – наивная и лишь обозначает серьезные явления, но можно воспользоваться ее логикой. Данилов прежде был освобожден от чуткости к колебаниям. Но теперь он стал слишком дерзким в своей музыке. Так пусть обострятся его ощущения. Причем, коли он станет играть лучше, достигнет в музыке высот, чувствительность его еще более разовьется, не только земные толчки и дрожания уловит Данилов, ему обнажатся и страдания людей, ближних и дальних, приступы чужой боли дойдут до него. Тяжкая ноша может оказаться на его плечах. Пусть помнит о ней и думает, стоит ли ему и дальше дерзить в музыке.
– Это убедительно, – сказал Валентин Сергеевич.
Все поддержали Нового Маргарита. Один Малибан пожал плечами.
– Разбирательство закончено, – объявил Валентин Сергеевич. И ремни отпустили Данилова.


44

Утром Данилов налетел на Нового Маргарита. Данилов спешил заполнить последние бумаги перед убытием и не был расположен к долгому разговору.
– Ну что, выкарабкался? – засмеялся Новый Маргарит. – Как это ты устроил себе…
Тут Новый Маргарит замолчал. Данилов почувствовал, что Новый Маргарит хотел произнести слово «повременить», а потом и поинтересоваться, каким образом Данилов получил необъяснимое для всех покровительство, да, скорее всего покровительство, хотя об этом можно было строить только предположения.