Ремни упали. Данилов встал, подошел к барьеру.
– Мне показался интересным отрывок из вашей музыки. Тот, что у нашего ветерана с репейником вызвал сомнение.
– У него все вызвало сомнение, – сказал Данилов.
– Да, – кивнул собеседник. – Он глуп. Так вот, тот отрывок. Вы вспомнили латинскую формулу: «Пахарь Арепо за своим плугом направляет работы». Это ведь приблизительный перевод.
– Да. К тому же я передал лишь смысл…
– Меня заинтересовал магический квадрат, какой здесь возникает. Напомните мне его текст.
– У вас есть на чем записать? – спросил Данилов.
Демон пошарил по карманам, покачал головой:
– Ну вот, если только на манжете.
Он вручил Данилову лучевой карандаш, а потом протянул левую руку, вытрясывая манжет из под рукава. Данилов писал старательно, однако дрожание пальцев не прошло, и линии дергались.
На манжете вышло:
SATOR
AREPO
TENET
OPERA
ROTAS
– Смотрите, – сказал Данилов. – Теперь читайте снизу и наоборот. А теперь ходом быка с плугом. Справа налево… А потом – сверху вниз, вверх, вниз… И так далее… Видите?
– Да. Очень занятно.
– Неужели этот квадрат здесь неизвестен?
– Наверное, был известен. Но о нем забыли.
– Музыка же строилась так… – начал Данилов.
– Я понял, – сказал собеседник.
Он смотрел на свой манжет, а Данилов наблюдал за ним и вспоминал, звучал ли его голос во время разбирательства. И вспомнил: «Следует испросить утверждение…» Да, тот самый спокойный баритон. «И ведь не полагалось ему по правилам, – подумал Данилов, – напоминать о чем либо Валентину Сергеевичу. А он напомнил. Как бы вынужденно. Будто Валентин Сергеевич и не собирался ничего выслушивать ни у какой расщелины».
– Спасибо, – сказал демон. – Извините, я вам не представился. Меня зовут Малибан. И еще. Эти хлопобуды… или будохлопы собираются в Настасьинском переулке?
– Да, в Настасьинском… А что?
– Так, – сказал Малибан. И добавил, скорее шепотом: – Мне думается, вы напрасно не внесли в Настасьинском переулке вступительный взнос…
Малибан отошел к мягким диванам.
Данилов в растерянности постоял у барьера, затем не спеша, тоже как бы прогуливаясь, отошел к стулу. Сел. Совсем недавно, в начале перерыва, он чувствовал себя обессиленным рабом, свалившимся на смоченный кровью песок римской арены, меч его был сломан, а в проходе за решеткой ревели оголодавшие львы. Демоны по ту сторону барьера тогда представлялись ему зрителями из лож Колизея, какие могли дать знак и впустить львов. Теперь, после беседы с Малибаном, Данилов ожил. Какие там рабы и какие ложи! А напоминание Малибана о музыке и вовсе укрепило Данилова. Опять он знал, что он Музыкант, и потому признавал себя равным каждому.
Новый Маргарит, попивавший во время разговора Данилова с Малибаном прохладительный напиток в компании с незнакомыми Данилову основательными демонами, оставил их, подошел к барьеру. Он был оживленный и светски легкий. Улыбался. Данилов не удивился бы, если б Новый Маргарит принес и ему бокал с напитком. Однако не принес. Новый Маргарит как будто бы явился из восемнадцатого века, на нем была черная судейская мантия британского покроя и пепельный пудреный парик. Данилов встал, подошел к Новому Маргариту.
– Ну как? – спросил Новый Маргарит.
– Что как?
– Ну так.
– Ничего, – сказал Данилов.
– Ты хорошо защищаешься.
– Тебе не повредит разговор со мной?
– Если всего опасаться… Потом, твои проступки и падения – они твои, а не мои.
– А надолго – повременить то?
– Я не знаю… Хотя и догадываюсь, – Новый Маргарит улыбнулся, в его глазах было лукавство, был намек, мол, мне понятен твой секрет, но коли ты о нем молчишь, так и молчи. – А ты ловок. Все думали – конец. И вдруг – на тебе!
– А кто это произнес – «повременить»?
– Ты всерьез или шутишь?
– Я шучу, – быстро сказал Данилов. – А ты тут кто? Эксперт, исследователь, знаток права?
– Всего понемногу.
– И знаток музыки?
– В известной степени… Я развил в себе многие способности. И даже те, каких у меня не было. Но ты в музыке, естественно, сильнее меня. И не только меня, – опять в глазах Нового Маргарита был намек.
– Ты тепло одет.
– Функции мои здесь таковы, что мантия и парик мне положены. Маскарад, конечно. Но иногда приятно перерядиться. Эдак поиграть…
– Ты был вынужден просматривать мою жизнь? Велика радость!
– Ну и что? – Новый Маргарит говорил теперь тише. – Как вел себя, так и веди. Из роли не выходи.
– Из какой роли?
– Из такой… И еще. К тебе подходил Малибан. Пойми, в чем был его интерес. И в чем твоя выгода.
– Когда обсуждали приговор, ты промолчал?
– Нет. Я сказал: «Лишить!»
– Что же ты теперь даешь мне советы?
– Во всяком случае не из за воспоминаний юности.
Ударили по рельсу. Вряд ли по рельсу. Но звук напомнил Данилову рельс. Данилов не успел отойти от барьера, не сделал он и ни единого движения, а ремни уже прижали его к спинке стула. И опять Данилов оказался в судебном зале. Но зал преобразился. На лицейскую аудиторию он уже не походил, а имел сцену, оркестровую яму, небольшую, какие устраивали в драматических театрах в прошлом веке, был здесь и партер, там стояли светлые кресла, обтянутые розовым шелком.