— Может быть. Но, предположим, вместо того, чтобы написать «Время раздирать...», а ведь на самом деле это — лишь письмо женщине, с которой разлучен, я выбрал бы себе иной путь. Ну, например:

Муж и жена — уже десять лет вместе. Раньше, предположим, они занимались любовью каждый день, теперь — раз в неделю, это не так уж важно: они служат друг другу опорой, они — сообщники и друзья. Ему грустно, когда приходится ужинать в одиночестве, потому что жена задерживается на работе, которой должна уделять много времени. Она жалуется, что он часто уезжает, однако понимает, что это входит в его профессию. Оба сознают — чего-то начинает не хватать, но ведь они взрослые, зрелые люди и понимают, как важно сохранить стабильные отношения, да хотя бы во имя детей. И они все сильней отдаются работе и детям и все меньше думают о своем супружеском союзе, которому на первый взгляд ничего не грозит, ибо у мужа нет любовницы, а у жены — возлюбленного.

Да, они замечают — что-то не так. Но не могут понять, что именно. А годы идут, и они все сильней зависят друг от друга, ибо не за горами старость, и шансов начать новую жизнь все меньше. И все больше времени они посвящают заботам друг о друге, чтению, телевизору, вышиванию, друзьям, но все равно ведь за ужином или после ужина приходится разговаривать. И он раздражается по пустякам, а она становится еще молчаливей, чем всегда. Каждый видит, что они отдаляются друг от друга, и не понимает почему. И оба постепенно приходят к выводу, что это и есть супружество, но не желают обсуждать это со своими друзьями и поддерживают образ счастливой семьи, где муж и жена живут интересами друг друга и друг друга поддерживают. Одно увлечение, другой мимолетный роман — но, разумеется, ничего серьезного. Важно, необходимо, единственно возможно — вести себя так, словно ничего не происходит, ибо поздно меняться.

— Да, я знаю эту историю, хоть она и не про меня. И я считаю, что жизнь тренирует нас, готовя к подобным ситуациям.

Снимаю пальто и взбираюсь на ограждение фонтана.

— Куда ты? — спрашивает Мари.

— Хочу дойти до колонны.

— Ты с ума сошел. Скоро весна, лед уже тонок.

— Я должен дойти.

Ставлю ногу, ледяной покров весь целиком приходит в движение, но не ломается. Я глядел, как восходит солнце, и загадывал: если сумею дойти до колонны и вернуться и лед не треснет — значит, я на верном пути. Значит, Божья рука ведет меня.

— Провалишься в воду.

— Ну и что? Я рискую лишь тем, что обледенею, но наш отель недалеко, и там я оттаю.

И вот я стою обеими ногами: по краям, возле бортиков, на поверхность выплескивается немного воды, но лед не ломается. Я иду к колонне — это всего лишь четыре метра, считая туда и обратно, и я рискую лишь выкупаться в холодной воде. Впрочем, чего уж теперь думать о риске — ведь первый шаг уже сделан, теперь надо идти до конца.

И я иду, и дохожу до колонны, и прикасаюсь к ней, и слышу под ногами треск — однако лед еще держит. Мне хочется броситься бегом, но подсознательно я понимаю — в этом случае давление усилится и я провалюсь. Возвращаться надо так же медленно, в том же ритме.

Восходящее солнце — прямо передо мной, оно немного слепит: я вижу лишь смутный абрис Мари, очертания зданий и деревьев. Лед ходит ходуном, вода плещется у краев бассейна, заливает кромку льда, но я знаю — я непреложно в этом уверен, — что сумею дойти. Ибо я — заодно с этим днем, я сам сделал свой выбор, я знаю, на что способна замерзшая вода, и сумею совладать с ней, попросить, чтобы она помогла мне, чтобы не дала упасть. Я испытываю странное, безотчетное ликование — будто впадаю в транс — и снова чувствую себя ребенком, который делает нечто запретное и нехорошее, но одаривающее таким невероятным наслаждением. Какое блаженство! Как хорошо заключить безумную сделку с Богом: «Если я сумею сделать то-то и то-то, произойдет так-то и так-то», знамения и приметы, идущие не извне, но изнутри, порожденные способностью преступать вечные правила и творить новые ситуации.

Я благодарен судьбе за встречу с Михаилом — с эпилептиком, которому слышатся голоса. Я встретился с ним, отыскивая мою жену, и вижу теперь, что он превратил меня в бледное подобие того, каким был я прежде. Эстер по-прежнему важна для меня? Да, наверное — это ее любовь преобразила меня когда-то и преображает сейчас. Мою давнюю, мою старую историю было все тяжелее нести за плечами, все труднее было осмелиться пойти на риск — вот на такой, к примеру, как ступить на хрупкий лед, заключить сделку с Богом, самому себе послать знамение. Я позабыл, что Путь Сантьяго надо всякий раз одолевать заново, что необходимо избавляться от лишнего груза, оставляя лишь то, без чего не проживешь и дня. Надо добиться того, чтобы Энергия Любви циркулировала без помех: изнутри — наружу, снаружи — вовнутрь.

Раздается треск, появляется разлом — но я знаю, что дойду, потому что я — легок, я легче пуха, я могу пройти по облаку и не свалиться на землю. Я не тащу на себе бремя славы, рассказанных историй, обязательных маршрутов: я — прозрачен, и солнечные лучи свободно проникают сквозь мою плоть, освещая мою душу.