Но однажды, когда я веду на встречу с девочкой очередную группу родственников, дорогу нам преграждает милиция. Женщины плачут, возмущаются, но путь перекрыт. Меня препровождают в школу, и директор сообщает мне, что я исключен за распространение религиозных предрассудков и подстрекательство к мятежу.

На обратном пути вижу — куст уничтожен, ленточки валяются на земле. Сажусь рядом, плачу, ибо эти дни были самыми счастливыми в моей жизни. И тут появляется девочка. Просит меня не огорчаться — все, включая и уничтожение куста, было, так сказать, запрограммировано. С этой минуты и до конца дней моих она будет сопровождать меня и подсказывать, как следует поступать».




***



— И она так и не сказала, как ее зовут? — спрашивает один из нищих.

— Нет. Но это и не важно: я знаю, когда она говорит со мной.

— А сейчас мы можем узнать что-нибудь о наших покойниках?

— Нет. Такое было возможно лишь в то время. Теперь у меня иное предназначение. Рассказывать дальше?

— Обязательно, — говорю я. — Но сначала хочу сказать вот что: на юго-востоке Франции есть городок под названием Лурд. Много лет назад пастушка видела там девочку. Это похоже на ваши видения.

— Не правда, — возражает старый одноногий нищий. — Пастушку звали Бернадетта, а видела она Пречистую Деву.

— Поскольку я написал целую книгу о явлениях, то мне в свое время пришлось всесторонне изучить вопрос. Я прочел все, что было опубликовано по этому поводу в конце XIX века, получил доступ к показаниям Бернадетты, а ее допрашивали представители и полиции, и церкви, и науки. Ни разу не сказала она, что видела женщину, но настойчиво повторяла, что это была девочка. До самой своей смерти она твердила одно и то же, и никто не поймал ее на противоречиях, и воздвигнутое в пещере изваяние возмущало ее до глубины души: Бернадетта уверяла, что статуя не имеет ни малейшего сходства с видением. Ей предстала девочка, а не взрослая женщина. Но Церковь все равно присвоила себе эту историю, это место, эти видения, превратив девочку в Богоматерь. И правда постепенно забылась, а ложь, благодаря многократному повторению, в конце концов убедила весь мир. Разница лишь в том, что та девочка, которая явилась Бернадетте, — та упорно настаивала, что это была именно девочка, — сообщила ей свое имя.

— И какое же? — осведомился Михаил.

— «Я — Непорочное Зачатие». Согласитесь, это не то что Беатрис, Мария, Изабелла. Она называет себя неким событием или эпизодом, который можно передать иными словами: «Рождению моего ребенка не предшествовало соитие». Рассказывайте, Михаил.

— Но сначала я хочу спросить... — говорит нищий примерно моего возраста. — Вы сказали, что сочинили книгу... Как называется?

— У меня много книг.

И я произношу заглавие книги, в которой упоминается история Бернадетты и ее видения.

— Так вы, значит, муж той журналистки?..

— Муж Эстер? — оборванная нищенка в зеленой шляпе и красном пальто смотрит на меня выпученными глазами.

Не знаю, что на это сказать.

— Почему же она больше не приходит сюда?! Она жива, надеюсь? Сколько раз я ей говорил, чтобы не совалась в опасные места! Поглядите-ка, что она мне дала!

И он протягивает мне выпачканный кровью лоскут — обрывок военной формы, которую носил убитый солдат.

— Жива, — отвечаю я. — Однако меня удивляло, что она приходила сюда.

— Почему? Потому что мы — другие?

— Вы не поняли. Я не осуждаю вас за то, что вы такие, как вы есть. Я был удивлен и обрадован, когда узнал об этом.

Но водка, которую мы пьем, чтобы согреться, уже произвела свое действие на нас.

— Вы насмехаетесь над нами, — произносит коренастый человек с длинными волосами и многодневной щетиной. — Если считаете, что попали в неподобающее общество, убирайтесь отсюда.

Однако я тоже выпил, и это придает мне смелости.

— А кто вы такие? Почему выбрали себе такую жизнь? Вы здоровы и трудоспособны, однако предпочитаете ничего не делать.

— Здесь сидят люди, выбравшие неучастие, — мы не желаем иметь отношение к этому миру, который скоро разлетится на куски, и к этим людям, которые постоянно боятся что-нибудь потерять, которые притворяются, будто все хорошо, тогда как на самом деле все плохо! Очень плохо! А вы-то сами разве не нищий? Не клянчите подаяния у своего босса, не побираетесь у домовладельца?

— А вам не стыдно, что вы пустили по ветру свою жизнь?! — вмешивается нищенка в красном.

— А почему это я пустил свою жизнь по ветру? Я делаю то, что хочу.

— А чего вы хотите? — перебивает меня коренастый. — Быть на вершине? А кто сказал, что вершина лучше равнины? Вы считаете, что мы не умеем жить, так ведь? А вот ваша жена поняла, что мы пре-вос-ход-но знаем, чего хотим от жизни. Хотите, скажу? Мира! И свободного времени! И чтоб не надо было одеваться прилично — у нас здесь свои собственные понятия о моде! Мы пьем, когда хочется, и спим, где понравится! Никто из нас не предпочел рабство, и мы гордимся этим, очень гордимся, хоть вы и жалеете нас за это и считаете убогими!

Голоса становятся агрессивными, и Михаил вмешивается:

— Хотите дослушать мою историю или нам лучше немедля уйти?

— Он нас критикует! — кричит одноногий.