108). Не стоит быть настолько метафорическим. Существует ли обширный и согласованный корпус описания “отчужденного” и автономного человеческого знания, который не может быть сведен к историям и психологиям субъективных мнений? Этот вопрос прямолинеен, но на него сложно ответить. Одной из реализаций идеи “третьего мира” является содержание математики. Идея третьего мира допускает, что математика есть продукт человеческого разума, и все же независима от всего того, что относится к психологии. Расширением этой идеи и является концепция “непсихологической” внутренней истории Лакатоша.

Внутренняя история Лакатоша – это рациональная реконструкция того, что действительно произошло. Это та история, которая показывает, почему то, что случилось в наиболее интересные эпизоды истории науки, заслуживает таких обозначений, как “рациональное” и “объективное”. У Лакатоша есть прекрасно звучащая максима, пародия на благородные кантовские обороты: “Философия науки без истории науки пуста. История науки без философии науки слепа”. Это звучит хорошо, но Кант говорит о чем-то еще. Все, что хотелось бы сказать о недостаточно отрефлектированной истории науки, было сказано прямо Кантом в его лекциях по Логике: “Простая полиистория – это циклопическая эрудиция, которой не хватает одного глаза, глаза философии”. Лакатош хочет переписать историю науки так, чтобы “лучшие” моменты истории науки были бы частными случаями прогрессивных исследовательских программ.

Рациональная реконструкция

У Лакатоша была проблема с тем, как характеризовать рост знания с позиций внутренней истории науки, анализируя примеры роста знания. Он предположил, что единица роста знания – это исследовательская программа (определяемая твердым ядром, защитным поясом, эвристикой); что исследовательские программы прогрессивны или регрессивны; и, наконец, что знание растет победой прогрессивных программ над регрессивным. Чтобы проверить это предположение, следует выбрать пример, иллюстририрующий некоторое научное достижение, которое впоследствии не было бы опровергнуто. Естественно, этот пример должен в настоящее время вызывать восхищение у ученых или людей, которые размышляют о соответствующей области знания, не потому, что мы преклоняемся перед традицией, но потому, что исследователи в данной области обычно лучше, чем дилетанты, представляют себе, что именно имеет значение. Фейерабенд называет такой подход элитизмом. Но так ли это? Ведь следующее предписание Лакатоша состоит в том, чтобы все читали все доступные тексты, с тем чтобы покрыть всю эпоху, охватываемую исследовательской программой и всем множеством исследователей. Конечно, это элитизм, поскольку мало кто может позволить себе тратить столько времени на чтение. Но такая позиция имеет антиэлитарную интеллектуальную предпосылку (противопоставленную элитарной экономической предпосылке): если тексты доступны, их могут читать все.

Среди того, что мы читаем, мы должны отбирать класс предложений, выражающих то, что пытались отыскать исследователи того времени, и как они пытались это сделать. Отбросьте то, что люди чувствовали относительно предмета исследования, факторы, стимулирующие творческий процесс, мотивации их деятельности и принятые ими ролевые модели. Ограничившись такой “внутренней” частью данных, мы можем теперь попытаться организовать результат в виде рассказа об исследовательской программе Лакатоша.

Как и во множестве философских исследований науки, непосредственное соответствие между гипотезой (относительно закономерностей роста знания) и проверенными данными в концепции Лакатоша не предполагается. Три типа пересмотра концепции могут улучшить ситуацию с такого рода соответствием. Во-первых, мы можем поиграть с методами анализа данных; во-вторых, мы можем пересмотреть гипотезу; и в-третьих, мы можем сделать вывод, что выбранный нами пример в конце концов не подтверждает рост знания. Я буду обсуждать эти три типа пересмотра концепции по очереди.

Под улучшением анализа данных я не имею в виду их подгонку. Лакатош делает пару бесхитростных замечаний в своей статье о фальсификации, где характеризует нечто в качестве исторического факта в тексте, но отрекается от этого в сноске, настаивая на том, чтобы мы относились к его тексту с “большой щепоткой соли” (I, стр. 55). Исторически настроенный читатель по праву раздражен тем, что его водят за нос таким образом. На самом деле, главное здесь не было понято. Шутка Лакатоша была сделана им не в ходе рациональной реконструкции, несмотря на то, что он говорил, будто дело обстояло именно так. Также как в любом другом исследовании, нет ничего плохого в том, чтобы попытаться провести заново анализ данных. Это не означает их подгонку. Это означает просто пересмотр фактов или их реорганизацию и отбор, или это может быть наложением новой исследовательской программы на известные исторические факты.