(38) "Круг чтения".!!, 56-59.

(39) "Неделание", XI, 613.

(40) "Круг чтения", II, 21-59.

(41) "Закон насилия", 152.

(42) Там же.

(43) Подлинные слова Толстого: "Круг чтения", II, 14 .

(44) Там же.

(45) "Круг чтения", II, 18-21".

(46) Там же.

(47) Срв. "Закон насилия", 138; "Круг чтения", II, 162-165, III, 101-102.

(48) Срв. особенно "Круг чтения", II, 162-165, ТО, 101.

(49) "Закон насилия", 80, 129, 134, 143, 147. "Круг чтения", II, 18-21.

(50) Срв., напр., "О переписи в Москве", XI, 221: "В Евангелии с поразительной грубостью, но зато с определенностью и ясностью для всех выражена мысль, что отношение людей к нищете, страданиям людским есть корень, основа всего"; срв. "Закон насилия", 54, 108, 109. 173 и др.; срв. изображение "заповеди непротивления злу насилием" как самой "благой вести Царства Божия". "Царство Божие", 102, 34.

(51) Срв. "Что такое искусство", XIII, 442: "Назначение человека есть благо; высшее же в нашем мире, доступное людям благо жизни достигается единением их между собой".


-------------------------------------------------------------------------------

--------------------------------------------------------------------------------

13. ОБЩИЕ ОСНОВЫ
После всего раскрытого и установленного вряд ли у непредубежденного исследователя может остаться сомнение в необходимости обновленной и углубленной постановки всей проблемы внешнего понуждения. Верный ответ возможен только тогда, если верно поставлен вопрос, а верная постановка вопроса требует от вопрошающего-верного и свободного напряжения всех сил души и духа и прежде всего духовно зрячей любви и религиозно напряженной воли. Есть душевные уклады, которые совсем неспособны к такому верному напряжению, но именно поэтому людям такого уклада разумнее и честнее признавать свое бессилие и скромно молчать, не участвуя в обсуждении этой проблемы. Когда нравственно-благородная душа ищет в своей любви -религиозно-верного, волевого ответа на буйный напор извне идущего зла (1), то люди робкие, неискренние, безразличные, безрелигиозные, настроенные нигилистически или релятивистически ("все относительно и условно"), безвольные, сентиментальные, мира неприемлющие, зла невидящие-могут только мешать этому исканию, путая, искажая и уводя его на ложные пути.

Вопрос о допустимости внешнего понуждения и пресечения ставится правильно только тогда, если он ставится от лица живого добра, исторически борющегося в истории человечества с живою стихиею зла. Допустимо ли, чтобы в этой борьбе представители подлинного живого добра психически понуждали слабых людей и физически понуждали и пресекали деятельность злых, воздействуя на их злодействующие души и злотворящие тела, и если допустимо, то в каких пределах, при каких условиях и в каких формах? Самая сущность этого вопроса уже предрешает и предусматривает источник, направление и цель этого воздействия: оно должно проистекать из подлинной воли к добру; оно должно быть направлено само и направлять принуждаемого к подлинному добру; оно должно иметь целью укрепление и осуществление добра в душах. Это необходимый уровень исследования, ниже которого весь вопрос утрачивает свой философский интерес и свое жизненное значение, ибо не стоит спрашивать о том, что именно позволительно злодею, желающему злодейски подвигнуть чужую душу к злодеяниям: ему ничто не позволительно; он это знает, и потому, не спрашивая, сам позволяет себе все. Весь вопрос ставится не от лица злодея, а от лица того, кто любит добро и цельно, искренно служит ему.

Но именно поэтому бессмысленны и духовно мертвы все и всякие попытки отвлечь этот вопрос от вопрошающего субъекта, от его заданий и намерений,- попытки формально "уравнять" добро и зло, благородного борца и злодея в обсуждении их "прав" на понуждение и пресечение. Эти попытки, обычно исходящие (помимо сентиментальных людей) от трусливых индифферентен, нигилистов или бесстыдных софистов, сводятся к отрешению способа воздействия от его душевного источника, от его направления и его цели, и далее, к "осуждению" этого способа как такового. "Не все ли равно, кто угрожает, чем, кому и во имя чего, - если угроза налицо? Угрожать при всех условиях негуманно". Или иначе: "Не все ли равно, кто заключает в тюрьму и казнит, кого и во имя чего,-если заключение и казнь налицо? Гуманность не мирится с тюрьмами и казнями". При этом обычно подобные утверждения произносятся тоном, не допускающим возражений, так, как если бы дело сводилось к провозглашению некой непререкаемой моральной аксиомы, побеждающей уже одною своею произнесенностью. На самом же деле эта мнимая аксиома является порождением не живого духовного и нравственного опыта, а в лучшем случае- невежественного рассудка, пытающегося морально расценивать внешнее как таковое по его формально-отвлеченным признакам как таковым (2). Добро и зло в действительности не равноценны и не равноправны; и точно также не равноценны и не равноправны их живые носители, осуществители и слуги. Называть того, кто пресекает злодейство, "насильником" - можно только от слепоты или от лицемерия; осуждать "наравне" казнь злодея и убиение праведного мученика - можно только от лицемерия или от слепоты.