Скачать 154.04 Кбайт
О сопротивлении злу силою
Всякая, всякая другая деятельность человека только тогда законна, когда она направлена на удовлетворение этой первейшей потребности человека, потому что в удовлетворении этой потребности состоит и вся жизнь человека". "Это первый и несомненный закон Бога или природы . "О назначении науки и искусства", XI, 371; срв. "Выдержка из частного письма...", XI, 401: "служение людям как "призвание всякого человека"" '.
(30) Срв. "Часовщик", XI, 616: "смысл... жизни только в том, чтобы содействовать соединению людей", "жить" "в любви с братьями", к этому и сводится "делание Божьего дела" (615).
(31) "В Евангелии с поразительной грубостью, но зато с определенностью и ясностью для всех выражена та мысль, что отношение людей к нищете, страданиям людским есть корень, основа всего". См. "О переписи в Москве", т. XI, стр. 221.
(32) "Закон насилия", 55, 173-175; "Круг чтения", I, 238-239, III, 220'•. Срв. "Крестник", т. XI, 179; "Три притчи", XIII, 184.
(33) Ранний очерк Толстого "Страдания" делает попытку доказать гедонистическую (XI, 461), моральную (XI, 462-471) и биологическую (XI, 461, 469) полезность страданий, но тут же устанавливает, что "все наслаждения покупаются страданиями других существ" (461) и что борьба со страданием, освобождающая ближних от него, есть "единственная радостная работа" (470).
(34) Срв. главу первую.
--------------------------------------------------------------------------------
-------------------------------------------------------------------------------
12. О МИРООТВЕРГАЮЩЕЙ РЕЛИГИИ
Одним из самых знаменательных последствий всей этой морально-нигилистической установки является то своеобразное практическое миронеприятие, которое служит для "непротивляющегося" последним и самым надежным убежищем и прикрытием. Это отвержение внешнего мира проистекает, по-видимому, из моральных оснований, но в действительности коренится в смутной и сбивчивой религиозной концепции внешнего мира.
Моралист, как уже установлено, ведет жизнь, завернувшуюся в себя, и вследствие этого он оказывается отвернувшимся ото всего, что не есть его собственная душа, с ее то греховными, то добродетельными наслаждениями. Понятно, что весь "внешний мир" отходит для него на второй план и блекнет в своей реальности. Имея в своем внутреннем мире верховную и единственную ценность (добродетельную жалость и жалеющее наслаждение), моральная душа не ценит и не культивирует центробежного уклона жизни; ей трудно выйти из своей установки и обратиться к "внешнему миру", и если она бывает вынуждена "брать" что-нибудь "внешнее", то она соглашается на это лишь постольку, поскольку этот материал имеет характер умилительный, сентиментальный, идиллистический; все же остальное осуждается, отвергается и обрекается на исключение как "безнравственное".
Именно этим объясняется то обстоятельство, что у Л. Н. Толстого имеются два прямо противоположных воззрения на "природу" и на "человеческое общество" - на эти две великие части "внешнего мира".
Согласно первому воззрению, природа божественна и благодатна. Она создана Богом (1); она связана с ним настолько, что ее закон есть Его закон, так что религия устанавливает связь человека не только с Богом (первопричиной), но и с "вечным, бесконечным миром", от него происшедшим (2). Воля Бога не только не расходится с "вечными, неизменными" законами природы, но прямо совпадает с ними (3): исполнение этих законов есть исполнение Его воли. Этот мир движим любовью, и даже животные живут в нем мирно (4) и не обижают друг друга. Понятно, что и плоть человека, созданная Богом (5) и вводящая его в состав внешней природы, не осуждается, а приемлется: человеку дан "закон труда" и "закон рождения детей" (6), закон "вечный, неизменный" - это "закон Бога и воля Бога", пославшего в мир (7), и женщина, рождая детей, не грешит, а "служит Богу" (8). Связь с природой признается прямым условием счастия и добродетели (9); трудовое одоление ее стихий является первой и несомненной "обязанностью человека" (10); единение людей друг с другом объявляется высшим благом, "доступным людям" "в нашем мире" (11).
Этому идиллическому воззрению на внешний мир, по которому все покоится на любви и "насилие" просто не нужно,- противостоит второе, обратное понимание. Согласно ему, "внешний мир есть мир розни, вражды и эгоизма" (12), он "лежит во зле и соблазнах" (13), в нем царит "неотразимый" "закон борьбы за существование и переживание способнейшего"; этот закон "руководит жизнью всего органического мира, а потому и человека, рассматриваемого как животное" (14); это - "вечный для всего живого" "закон эволюции", который в то же время "противен закону нравственности" (15). Моралист не приемлет этого мира розни, состязания и конкуренции; этот мир живет вне морали и против морали, движимый естественным, жадным, безжалостным, бесстыдным инстинктом, который ищет наслаждения в грехе и окаянно грехом наслаждается. Как бы человек ни разукрашивал эту рознь и этот грех-"борьба всегда останется борьбой, т. е. деятельностью, в корне исключающей возможность признаваемой нами христианской нравственности" (16).
(30) Срв. "Часовщик", XI, 616: "смысл... жизни только в том, чтобы содействовать соединению людей", "жить" "в любви с братьями", к этому и сводится "делание Божьего дела" (615).
(31) "В Евангелии с поразительной грубостью, но зато с определенностью и ясностью для всех выражена та мысль, что отношение людей к нищете, страданиям людским есть корень, основа всего". См. "О переписи в Москве", т. XI, стр. 221.
(32) "Закон насилия", 55, 173-175; "Круг чтения", I, 238-239, III, 220'•. Срв. "Крестник", т. XI, 179; "Три притчи", XIII, 184.
(33) Ранний очерк Толстого "Страдания" делает попытку доказать гедонистическую (XI, 461), моральную (XI, 462-471) и биологическую (XI, 461, 469) полезность страданий, но тут же устанавливает, что "все наслаждения покупаются страданиями других существ" (461) и что борьба со страданием, освобождающая ближних от него, есть "единственная радостная работа" (470).
(34) Срв. главу первую.
--------------------------------------------------------------------------------
-------------------------------------------------------------------------------
12. О МИРООТВЕРГАЮЩЕЙ РЕЛИГИИ
Одним из самых знаменательных последствий всей этой морально-нигилистической установки является то своеобразное практическое миронеприятие, которое служит для "непротивляющегося" последним и самым надежным убежищем и прикрытием. Это отвержение внешнего мира проистекает, по-видимому, из моральных оснований, но в действительности коренится в смутной и сбивчивой религиозной концепции внешнего мира.
Моралист, как уже установлено, ведет жизнь, завернувшуюся в себя, и вследствие этого он оказывается отвернувшимся ото всего, что не есть его собственная душа, с ее то греховными, то добродетельными наслаждениями. Понятно, что весь "внешний мир" отходит для него на второй план и блекнет в своей реальности. Имея в своем внутреннем мире верховную и единственную ценность (добродетельную жалость и жалеющее наслаждение), моральная душа не ценит и не культивирует центробежного уклона жизни; ей трудно выйти из своей установки и обратиться к "внешнему миру", и если она бывает вынуждена "брать" что-нибудь "внешнее", то она соглашается на это лишь постольку, поскольку этот материал имеет характер умилительный, сентиментальный, идиллистический; все же остальное осуждается, отвергается и обрекается на исключение как "безнравственное".
Именно этим объясняется то обстоятельство, что у Л. Н. Толстого имеются два прямо противоположных воззрения на "природу" и на "человеческое общество" - на эти две великие части "внешнего мира".
Согласно первому воззрению, природа божественна и благодатна. Она создана Богом (1); она связана с ним настолько, что ее закон есть Его закон, так что религия устанавливает связь человека не только с Богом (первопричиной), но и с "вечным, бесконечным миром", от него происшедшим (2). Воля Бога не только не расходится с "вечными, неизменными" законами природы, но прямо совпадает с ними (3): исполнение этих законов есть исполнение Его воли. Этот мир движим любовью, и даже животные живут в нем мирно (4) и не обижают друг друга. Понятно, что и плоть человека, созданная Богом (5) и вводящая его в состав внешней природы, не осуждается, а приемлется: человеку дан "закон труда" и "закон рождения детей" (6), закон "вечный, неизменный" - это "закон Бога и воля Бога", пославшего в мир (7), и женщина, рождая детей, не грешит, а "служит Богу" (8). Связь с природой признается прямым условием счастия и добродетели (9); трудовое одоление ее стихий является первой и несомненной "обязанностью человека" (10); единение людей друг с другом объявляется высшим благом, "доступным людям" "в нашем мире" (11).
Этому идиллическому воззрению на внешний мир, по которому все покоится на любви и "насилие" просто не нужно,- противостоит второе, обратное понимание. Согласно ему, "внешний мир есть мир розни, вражды и эгоизма" (12), он "лежит во зле и соблазнах" (13), в нем царит "неотразимый" "закон борьбы за существование и переживание способнейшего"; этот закон "руководит жизнью всего органического мира, а потому и человека, рассматриваемого как животное" (14); это - "вечный для всего живого" "закон эволюции", который в то же время "противен закону нравственности" (15). Моралист не приемлет этого мира розни, состязания и конкуренции; этот мир живет вне морали и против морали, движимый естественным, жадным, безжалостным, бесстыдным инстинктом, который ищет наслаждения в грехе и окаянно грехом наслаждается. Как бы человек ни разукрашивал эту рознь и этот грех-"борьба всегда останется борьбой, т. е. деятельностью, в корне исключающей возможность признаваемой нами христианской нравственности" (16).
|
|