На третью ночь, дав мальчику мирно поспать, но, не дожидаясь начала кошмара, мы дважды прибегали к нашему методу. И оба раза, явно благодаря ему, нам удавалось спровоцировать кошмар. Позже, в эту же ночь, этим же методом мы в третий раз спровоцировали у мальчика кошмар. Разница была лишь в том, что, учитывая его желание и чувства, но не искажая реальную ситуацию, ввели новую фразу: “На той стороне улицы есть еще один грузовик. И он тебя не сшибет. Он проедет мимо тебя”. Она представляла собой вполне приемлемую идею и в то же время не искажала реальности подлинного события. Будучи принятой, она прокладывала дорогу для новых положительных интерполяций в будущем.
На следующую ночь во время непроизвольного кошмара у Роберта мы снова применили этот модифицированный прием. Позже этой ночью у него уже спровоцировали кошмар, а прием снова модифицировали, добавив реплику: “И все будет хорошо, все хорошо, все хорошо”. И затем, ночь за ночью, когда у ребенка начинался непроизвольный кошмар, мы прибегали к этому общему методу. Вслед за выкриками и репликами мальчика автор произносил свои реплики, постепенно видоизменяя их, пока они не приняли вид: “Вот едет грузовик. Это очень плохо, он тебя сшибет. И ты поедешь в больницу. Но все будет хорошо, потому что ты вернешься домой. И ты поправишься. И на улице ты теперь всегда будешь замечать все машины, все грузовики и будешь уступать им дорогу”.
По мере того как реплики автора постепенно менялись, характер и острота кошмарных видений Роберта спадали, и он, по-видимому, просыпался и спросонья слушал, что ему говорят.
Лечение длилось один месяц. В последние три ночи беспокойство малыша проявлялось лишь в том, что он разок просыпался, словно для того, чтобы убедиться в присутствии автора. С тех пор и поныне, а ему уже четырнадцать лет, он спит нормально, и кошмары ни разу к нему не возвращались.
Следующий метод овладения поведением основан на том, что в нем исходят из якобы нелогичных и не имеющих к делу соображений и пренебрегают явными и имеющими прямое отношение к делу вещами или недооценивают их.
Случай 14. Пациентка в возрасте семидесяти лет, родилась в деревне. Ее родители, не верившие в женское образование, не разрешили ей в детстве посещать школу. В возрасте четырнадцати лет она вышла замуж за шестнадцатилетнего парня, все образование которого сводилось к тому, что он умел расписаться на чеке и знал счет. Молодая женщина была в восторге от образованности мужа и хотела, чтобы он и ее обучил всему, что знает. Но мечты ее не осуществились. Первые шесть лет у нее были заняты хлопотами по хозяйству и беременностями.
Она научилась прекрасно считать, но только в уме. Ей никак не удавалось научиться писать цифры. Не научилась она и расписываться.
Когда ей исполнилось двадцать лет, она решила сдать комнату с пансионом сельскому учителю, который взамен за пониженную плату обучит ее письму и чтению.
В течение последующих пятидесяти лет она заключала такой договор со школой и выполняла его. Каждый учитель охотно начинал с ней заниматься, но, один раньше, другой после долгих попыток, отказывался от этой невыполнимой задачи. Население поселка росло, учителей становилось больше, и многие годы у нее жили и столовались четыре учителя сразу. Но никому из них, несмотря на все их усилия и искреннее желание с ее стороны, не удавалось научить женщину читать. Ее дети закончили начальную, потом среднюю школу, университет. Они тоже пытались научить ее чтению, но тщетно.
Каждый раз, когда с ней начинали занятие, она неизменно вела себя как насмерть перепуганный маленький ребенок, или начинала бешено суетиться, чтобы угодить учителю, и заниматься с ней в таком состоянии было невозможно.
Нельзя сказать, что Ма (так ее называли знакомые) была глупа. Она обладала прекрасной памятью, критично и здраво судила обо всем, хорошо умела слушать и была достаточно осведомлена о разных вещах. На людей посторонних, несмотря на жуткую свою безграмотность, она производила впечатление человека, получившего университетское образование.
Когда автор с ней познакомился, она с мужем несколько лет была на пенсии. На пансионе у нее в то время жило три учителя. Эти трое совместными усилиями в течение нескольких месяцев пытались научить женщину элементарному чтению и письму, но, в конце концов, были вынуждены отказаться от своей затеи. Они сказали: “Всегда происходит одно и то же. Она приступает к уроку полная энтузиазма и надежды, и вы чувствуете то же самое. Но через минуту можете клясться, что говорите с ней на иностранном языке, потому что она не понимает ни слова. Что бы вы ни говорили или ни делали, она сидит и смотрит на вас перепуганными глазами и очень старается понять что-нибудь из той бессмыслицы, которую вы, по всей видимости, несете. Мы испробовали все. Мы советовались со своими друзьями, которые тоже с ней занимались. Она похожа на страшно перепуганную девочку, но она не испугана, она просто отключается. Она очень умна, и трудно поверить, что она так бездарна к обучению”.
Сама женщина дала такое объяснение: “Мои сыновья, которые выучились на инженеров, говорят, что шестеренки у меня в голове есть, но они разных размеров, поэтому не цепляются.