Эти первые упражнения сначала тоже вызывали гнев у Энн, и их редко использовали во время сеансов. Однако она с удовольствием занималась этим именно с этой сиделкой, даже распространив их от незначащих слогов до детской речи. Причем все это Энн делала намеренно, чтобы позлить компаньонку за ее критику автора.
Еще одним шагом вперед, который показался автору очень важным, был поиск метода для возможной коррекции алексии.
Автор знал, что пациентка необоснованно считала, что это невозможно исправить, и, следовательно, был использован косвенный метод. Ей дали карандаш и бумагу и велели написать свое имя. Пациентке сказали, что, поскольку ее афазия была связана как моторными нарушениями, так и с нарушениями зрительной памяти на слова, а причиной алексии также являлось нарушение зрительного восприятия, то нужно использовать моторные навыки, которые не связаны со способностью читать, но помогут восстановить эту способность.
Она очень неразборчиво написала свое имя. Она смогла вполне разборчиво назвать свое имя по буквам, но не смогла называть написанные буквы, хотя ей показывали по одной букве. Она смогла узнать свое написанное имя и уменьшительное имя своего мужа. Она не только не узнала свою фамилию на бумаге, но даже такое простое слово как “кошка”.
Ей была дана команда взять в каждую руку по карандашу и, держа карандаш в положении для письма, написать на бумаге свою фамилию обеими руками одновременно. Она тут же заметила, что ее левая рука пишет в обратную сторону и тут же заинтересовалась выведением отдельных букв обеими руками, так как записи, сделанные левой и правой рукой, качественно несколько отличались, что было связано с остаточными явлениями правостороннего пареза.
Это было одно из специальных упражнений, придуманных автором, которое пациентка изменила так, чтобы его запутать и в то же время подчиниться его инструкциям. Автор приказывал ей написать свое имя, имена членов своей семьи, место рождения.
Кроме того, зная, что она страстный бейсбольный болельщик, ей дали команду написать обеими руками одновременно на нескольких страницах заявление, что ее любимая команда проиграет. Она это сделала с большой неохотой, даже с отвращением. Потом однажды она вошла в кабинет с широкой торжествующей улыбкой на лице, держа в руке целую пачку листов бумаги, покрытых заметно улучшенными записями. Автор, увидев выражение лица Энн, взял у нее листки с намеренно небрежным видом. На лице Энн сначала появилось выражение удивления, а потом ярости, а затем она нетерпеливо потребовала: “Прочтите их”. Автор ответил, что у него достаточно бывает затруднений даже при чтении своих собственных записей. Так как ее секретный план был так легко опровергнут, Энн с яростью вырвала листки у автора и легко прочла: “Команда Х выиграет. Я надеюсь, другие команды проиграют”. В общем, она написала и прочла вслух десятки различных предложений, идущих вразрез с первоначальным требованием автора, что ее команда проиграет и т. д. и т. п.
У нее намного повысилось настроение, и автор быстро приказал ей, чтобы она написала разные неприятные вещи в отношении тех лиц и предметов, которые ей нравились. Она получила большое удовольствие, поступая вопреки этой команде, и записывала левой и правой рукой одновременно хвалебные замечания и, запинаясь, но с каждым разом все меньше, вслух зачитывала их. Ей нравилось такого рода неповиновение, и в то же время она гордилась тем, что почерк у нее улучшается и повышается ее способность узнавать отдельные буквы и слова.
Ей дана была газета, и автор попросил прочесть отчет об игре ее любимой бейсбольной команды. Она тщетно пыталась сделать это. Тогда автор взял из ее рук газету и прочел вслух эту заметку, изменив ее таким образом, что она превратилась буквально в сплошное ругательство. Пациентка вырвала газету у него из рук и, запинаясь, плохо выговаривая слова, прочла ее правильно, наполовину смеясь, наполовину сердясь на автора. Это средство послужило тому, чтобы убедиться, что она может читать, если довести ее до состояния “сумасшествия”.
Конечно, автор нашел еще ряд других средств, которые были вариантами только что описанных приемов и которые помогали устранить ее равнодушие и скуку и держать пациентку постоянно в напряжении, в состоянии готовности, раздраженной и расстроенной, и в то же время поддерживать в ней надежду и уверенность в успехе лечения.
К ноябрю 1956 года ее на два месяца отправили домой, и она вернулась на лечение в январе. Этот курс лечения занял два месяца — январь и февраль. Когда она приехала на лечение, то оказалось, что она за это время утратила некоторые навыки из-за холодной погоды, которая стояла в это время в ее родном городе. Но в результате второго курса психотерапии улучшение наступило быстро и превзошло прошлые достижения.
Она снова вернулась домой, и ее друзья не замечали афазии, хотя семейный врач отмечал некоторые ее признаки. Алексия сохранялась, но уменьшилась в значительной степени. Автор потребовал, чтобы она писала ему раз в неделю письма, что было очень трудно для нее, а потом некоторые из них возвращал ей с требованием исправить отмеченные ошибки и вновь прислать их автору.