Скачать 65.88 Кбайт
Посторонний
Может, присоединитесь?
Я подумал, не придется готовить себе ужин, и согласился. У
Раймона, как и у Саламано, только одна комната да темная, без
окна, кухня. Над кроватью - бело-розовый гипсовый ангел,
фотографии чемпионов, две или три картинки, вырезанные из
журнала,. - голые женщины. В комнате грязно, постель не прибрана.
Раймон первым делом зажег керосиновую лампу, потом вытащил из
кармана сомнительной чистоты бинт и стал перевязывать себе правую
руку. Я спросил, что с рукой. Он объяснил: пристал к нему один
фрукт, вот и пришлось подраться.
- Понимаете, господин Мерсо, я человек не злой, но нрав у меня
горячий. Тот фрукт мне говорит: "Выходи из трамвая, если ты
мужчина!" Я говорю: "Да ладно, отстань". А он мне: ты, мол, не
мужчина. Ну, я вышел с ним из вагона и говорю: "Лучше отвяжись, не
то получишь". А он отвечает: "Черта с два!" Ну, тут я ему врезал.
Он свалился. Я хотел его поднять. А он лежит и отбивается ногами.
Я ему наподдал коленом и еще по морде - раз, раз! В кровь разбил.
Спрашиваю: ну как, мол, хватит с тебя? Он говорит: "Хватит".
Рассказывая, Синтес перевязывал руку. Я сидел на его постели.
Он сказал еще:
- Понимаете, я к нему не приставал. Он первый меня оскорбил.
Я согласился, что так оно и выходит. Тогда он заявил, что как
раз хотел со мной насчет этого посоветоваться, я-то мужчина,
притом человек бывалый и могу ему помочь, и тогда он станет мне
другом-приятелем. Я промолчал; тогда он спросил, хочу ли я стать
ему другом. Я сказал, что мне все равно, и он, видно, был доволен.
Он вытащил колбасу, поджарил ее на сковородке, расставил стаканы,
тарелки, достал ножи, вилки и две бутылки вина. И все это молча.
Потом мы сели за стол. За едой он начал рассказывать о своих
делах. Сперва он немного мялся.
- Я водил знакомство с одной... собственно говоря, она моя
любовница...
Человек, с которым он подрался, - брат этой женщины. Раймон
сказал, что содержал ее. Я промолчал, и, однако, он сейчас же
прибавил, что знает, какие про него ходят сплетни по всему
кварталу, но совесть его чиста, он работает кладовщиком.
- Так вот, - продолжал он, - заметил я, что меня водят за нос.
Он давал любовнице ровно столько, чтоб хватало на жизнь. Сам
снимал ей комнату и давал двадцать франков в день на еду.
[54]
- Триста франков за комнату, шестьсот на еду, время от времени
пара чулок - вот вам тысяча франков. И дамочка не работала. Но
вечно уверяла, что моих денег ей никак не хватает. Я ей говорю:
"Пошла бы работать на полдня. Избавила бы меня от мелких расходов.
Я тебе в этом месяце купил костюм, я тебе даю двадцать франков в
день, я плачу за твою комнату, а ты еще среди дня распиваешь с
приятельницами кофе. Угощаешь их кофе с сахаром. И все на мои
деньги. Я с тобой по-хорошему, а ты как поступаешь?" Но она не
работала, только знай твердила, что денег ей никак не хватает, ну,
под конец я и понял, что меня водят за нос.
И Раймон рассказал мне, что нашел в сумочке у любовницы
лотерейный билет, и она не могла объяснить, на какие деньги его
купила. Немного позже он нашел у нее квитанцию - оказалось, она
заложила в ломбарде два браслета. А он и не подозревал, что у нее
есть браслеты.
- Тут-то я ее и раскусил. И тогда я с ней расстался. Но сперва
отлупил ее. И выложил начистоту, что я про нее думаю. Ты, говорю,
только и знаешь, что забавляешься в постели с кем попало.
Понимаете, господин Мерсо, я ей так и сказал, я, говорю, тебя
осчастливил, все тебе завидуют, а ты не ценишь. Еще пожалеешь, да
поздно будет.
Он избил ее в кровь. Прежде он ее не бил.
- Поколачивал, но только так, любя. Она, бывало, всплакнет, я
закрою ставни, и все кончается самым обыкновенным образом. А на
этот раз дело серьезное. И, скажу вам, я еще не проучил ее как
следует.
Он объяснил, что тут-то ему и нужен мой совет. Потом
остановился и поправил фитиль, потому что лампа коптила. Я молчал
и слушал. Я выпил чуть не литр вина, и у меня сильно шумело в
голове. Я курил сигареты Раймона, своих у меня не осталось.
Проходили последние трамваи, унося с собой затихающие отголоски
дневного шума. Раймон продолжал рассказывать. Он еще не охладел к
этой шлюхе, вот что досадно. Но он непременно ее проучит. Сперва
он хотел привести ее куда-нибудь в гостиницу и вызвать полицию
нравов: пускай разыграется скандал и она получит желтый билет.
Потом обратился к друзьям - у него в этих кругах есть свои люди.
Они ничего путного не присоветовали. Что толку после этого водить
с ними дружбу, заметил Раймон. Он им так и сказал, и тогда они
предложили поставить ей на роже метку. Но ему не это нужно. Он еще
поразмыслит. Но сперва он хочет меня кое о чем попросить. Нет, еще
прежде того вопрос: что я думаю обо всей этой истории? Я сказал -
ничего не думаю, просто это любопытно.
Я подумал, не придется готовить себе ужин, и согласился. У
Раймона, как и у Саламано, только одна комната да темная, без
окна, кухня. Над кроватью - бело-розовый гипсовый ангел,
фотографии чемпионов, две или три картинки, вырезанные из
журнала,. - голые женщины. В комнате грязно, постель не прибрана.
Раймон первым делом зажег керосиновую лампу, потом вытащил из
кармана сомнительной чистоты бинт и стал перевязывать себе правую
руку. Я спросил, что с рукой. Он объяснил: пристал к нему один
фрукт, вот и пришлось подраться.
- Понимаете, господин Мерсо, я человек не злой, но нрав у меня
горячий. Тот фрукт мне говорит: "Выходи из трамвая, если ты
мужчина!" Я говорю: "Да ладно, отстань". А он мне: ты, мол, не
мужчина. Ну, я вышел с ним из вагона и говорю: "Лучше отвяжись, не
то получишь". А он отвечает: "Черта с два!" Ну, тут я ему врезал.
Он свалился. Я хотел его поднять. А он лежит и отбивается ногами.
Я ему наподдал коленом и еще по морде - раз, раз! В кровь разбил.
Спрашиваю: ну как, мол, хватит с тебя? Он говорит: "Хватит".
Рассказывая, Синтес перевязывал руку. Я сидел на его постели.
Он сказал еще:
- Понимаете, я к нему не приставал. Он первый меня оскорбил.
Я согласился, что так оно и выходит. Тогда он заявил, что как
раз хотел со мной насчет этого посоветоваться, я-то мужчина,
притом человек бывалый и могу ему помочь, и тогда он станет мне
другом-приятелем. Я промолчал; тогда он спросил, хочу ли я стать
ему другом. Я сказал, что мне все равно, и он, видно, был доволен.
Он вытащил колбасу, поджарил ее на сковородке, расставил стаканы,
тарелки, достал ножи, вилки и две бутылки вина. И все это молча.
Потом мы сели за стол. За едой он начал рассказывать о своих
делах. Сперва он немного мялся.
- Я водил знакомство с одной... собственно говоря, она моя
любовница...
Человек, с которым он подрался, - брат этой женщины. Раймон
сказал, что содержал ее. Я промолчал, и, однако, он сейчас же
прибавил, что знает, какие про него ходят сплетни по всему
кварталу, но совесть его чиста, он работает кладовщиком.
- Так вот, - продолжал он, - заметил я, что меня водят за нос.
Он давал любовнице ровно столько, чтоб хватало на жизнь. Сам
снимал ей комнату и давал двадцать франков в день на еду.
[54]
- Триста франков за комнату, шестьсот на еду, время от времени
пара чулок - вот вам тысяча франков. И дамочка не работала. Но
вечно уверяла, что моих денег ей никак не хватает. Я ей говорю:
"Пошла бы работать на полдня. Избавила бы меня от мелких расходов.
Я тебе в этом месяце купил костюм, я тебе даю двадцать франков в
день, я плачу за твою комнату, а ты еще среди дня распиваешь с
приятельницами кофе. Угощаешь их кофе с сахаром. И все на мои
деньги. Я с тобой по-хорошему, а ты как поступаешь?" Но она не
работала, только знай твердила, что денег ей никак не хватает, ну,
под конец я и понял, что меня водят за нос.
И Раймон рассказал мне, что нашел в сумочке у любовницы
лотерейный билет, и она не могла объяснить, на какие деньги его
купила. Немного позже он нашел у нее квитанцию - оказалось, она
заложила в ломбарде два браслета. А он и не подозревал, что у нее
есть браслеты.
- Тут-то я ее и раскусил. И тогда я с ней расстался. Но сперва
отлупил ее. И выложил начистоту, что я про нее думаю. Ты, говорю,
только и знаешь, что забавляешься в постели с кем попало.
Понимаете, господин Мерсо, я ей так и сказал, я, говорю, тебя
осчастливил, все тебе завидуют, а ты не ценишь. Еще пожалеешь, да
поздно будет.
Он избил ее в кровь. Прежде он ее не бил.
- Поколачивал, но только так, любя. Она, бывало, всплакнет, я
закрою ставни, и все кончается самым обыкновенным образом. А на
этот раз дело серьезное. И, скажу вам, я еще не проучил ее как
следует.
Он объяснил, что тут-то ему и нужен мой совет. Потом
остановился и поправил фитиль, потому что лампа коптила. Я молчал
и слушал. Я выпил чуть не литр вина, и у меня сильно шумело в
голове. Я курил сигареты Раймона, своих у меня не осталось.
Проходили последние трамваи, унося с собой затихающие отголоски
дневного шума. Раймон продолжал рассказывать. Он еще не охладел к
этой шлюхе, вот что досадно. Но он непременно ее проучит. Сперва
он хотел привести ее куда-нибудь в гостиницу и вызвать полицию
нравов: пускай разыграется скандал и она получит желтый билет.
Потом обратился к друзьям - у него в этих кругах есть свои люди.
Они ничего путного не присоветовали. Что толку после этого водить
с ними дружбу, заметил Раймон. Он им так и сказал, и тогда они
предложили поставить ей на роже метку. Но ему не это нужно. Он еще
поразмыслит. Но сперва он хочет меня кое о чем попросить. Нет, еще
прежде того вопрос: что я думаю обо всей этой истории? Я сказал -
ничего не думаю, просто это любопытно.
|
|